Слова сияния

Сандерсон Брендон

— Шторма, Балат. Ты становишься таким чувствительным, когда речь заходит об этой девчонке.

— Любовь превращает нас всех в идиотов, — проговорила Шаллан, отвлекая братьев друг от друга.

— Любовь? — переспросил Балат, посмотрев на нее. — Шаллан, ты едва доросла до того, чтобы закрывать свою безопасную руку. Что ты можешь знать о любви?

Она покраснела.

— Я... неважно.

— О, посмотрите-ка, — оживился Виким. — Она придумала какую-то остроту. Теперь тебе придется сказать ее

вслух, Шаллан.

— Не нужно хранить такие вещи в себе, — согласился Балат.

— Министара говорит, что я слишком много болтаю не подумав. Не лучшее женское качество.

Виким рассмеялся.

— Такие вещи никогда не останавливали ни одну из знакомых мне женщин.

— Да, Шаллан, — согласился Балат. — Если ты не можешь рассказать нам, о чем думаешь, тогда кому можешь?

— Деревьям, камням, кустам. В целом, чему угодно, что не доставит мне проблем с учителями.

— Тогда тебе не стоит волноваться насчет Балата, — заметил Виким. — Он не может сказать ничего умного, даже если заранее подготовится.

— Эй! — проворчал Балат. Но, честно говоря, брат оказался недалек от правды.

— Любовь, — заговорила Шаллан, хотя частично только чтобы отвлечь их, — похожа на кучу навоза чуллы.

— Вонючая? — спросил Балат.

— Нет, — ответила Шаллан. — Мы стараемся избегать и того, и другого, но неизменно вляпываемся в обе эти вещи.

— Какие мудрые слова для девчонки, которой исполнилось четырнадцать всего лишь три месяца назад, — произнес Виким с усмешкой.

— Любовь, как солнце, — вздохнул Балат.

— Ослепляет? — спросила Шаллан. — Белое, теплое, мощное, но также способное обжечь?

— Неплохо, — сказал Балат, кивнув.

— Любовь — как хердазианский хирург, — сказал Виким, глядя на нее.

— И как это? — спросила Шаллан.

— Вот ты и скажи, — ответил Виким. — Посмотрим, на что ты способна.

— М-м... Оба заставляют почувствовать себя неудобно? — предположила Шаллан. — Нет. О! Единственная причина, по которой тебе может понадобиться любая из этих вещей, — сильный удар по голове!

— Ха! Любовь — как испорченная пища.

— Необходима для жизни, с одной стороны, но также несомненно вызывает тошноту.

— Отцовский храп.

Шаллан содрогнулась.

— Нужно пережить, чтобы поверить, насколько отвлекаешься от мира.

Виким усмехнулся. Шторма, было так приятно видеть его улыбку.

— Ну-ка, хватит, вы двое, — вмешался Балат. — Такие разговоры неуважительны. Любовь... любовь — как классическая мелодия.

Шаллан ухмыльнулась.

— Если закончить выступление слишком быстро, зрители будут разочарованы?

— Шаллан! — воскликнул Балат.

Однако Виким покатился по земле. Через мгновение Балат покачал головой и разразился согласным смехом. Шаллан же покраснела.

«Я

действительно только что произнесла это вслух?»

Последняя шутка была по-настоящему остроумной, гораздо лучше, чем другие. Она была еще и неприличной.

Шаллан почувствовала виноватое волнение. Балат выглядел смущенным и тоже покраснел от двойного смысла, привлекая спренов стыда. Неуступчивый Балат. Он так хотел вести их за собой. Насколько она знала, он перестал убивать крэмлингов ради забавы. Влюбившись, он изменился, стал сильнее.

Шум колес, катящихся по камню, возвестил о прибытии повозки. Не было слышно стука копыт — отец владел лошадьми, но мало кто в округе мог себе позволить то же самое. Остальные повозки тянули чуллы или паршмены.

Балат поднялся, чтобы посмотреть, кто приехал, и Сакиса побежала за ним, издавая трубные возбужденные возгласы. Шаллан подобрала альбом с набросками. Недавно отец запретил ей рисовать домашних паршменов и темноглазых — он решил, что такое занятие непристойно. Теперь ей было трудно найти кого-то, на ком можно тренироваться.

— Шаллан?

Она вздрогнула, осознав, что Виким не последовал за Балатом.

— Да.

— Я был неправ, — сказал Виким, протянув ей какой-то предмет. Маленький мешочек. — Насчет того, что ты делаешь. Теперь я вижу. И... у тебя получается. Бездна, но у тебя получается. Спасибо.

Она потянулась, чтобы открыть мешочек.

— Не заглядывай в него.

— Что в нем?

— Чернояд, — пояснил Виким. — Растение, листья, по крайней мере. Если их съесть, тебя парализует. В том числе и дыхание.

Обеспокоившись, Шаллан потуже затянула завязки. Она даже не желала знать, каким образом Виким смог определить, что это за смертельное растение.

— Я носил его большую часть года, — тихо произнес брат. — Чем дольше оно у тебя, тем более ядовитыми становятся листья. Я чувствую, что больше они мне не нужны. Можешь сжечь их или поступить так, как тебе вздумается. Просто решил, что должен отдать их тебе.

Она улыбнулась, хотя почувствовала тревогу. Виким носил с собой яд? Подумал, что должен отдать его ей?

Он убежал за Балатом, а Шаллан засунула мешочек в свою сумку. Позже она решит, как уничтожить его. Подобрав карандаши, девушка вернулась к рисованию.

Через некоторое время ее внимание привлекли крики, доносящиеся из особняка. Она оторвала взгляд от наброска, неуверенная даже, сколько прошло времени. Поднявшись на ноги и прижав сумку к груди, Шаллан пересекла двор. Лозы перед ней начинали дрожать и отползать подальше, но чем больше она ускоряла шаг, тем сильнее наступала на них, чувствуя, как они скручиваются под ее ногами и пытаются убраться в сторону. У культивированных лоз были слабые инстинкты.