Словарь Ламприера
Шрифт:
Кому-то приходит в голову мысль о воде, и он кричит:
— К реке!
Этот крик понимается как новый призыв к оружию.
— К реке! К реке!
Начинается ожесточенная борьба у дверей. Сверху вниз спускаются удушающие густые волны дыма. Мужчины и женщины кашляют и прижимают к лицам платки. Весь зал и сцена уже в огне, воздух пышет жаром, повсюду кружится пепел, летят куски декораций, охваченные пламенем. Ламприер пробивает себе дорогу в гуще перепуганных людей, заглядывает в лица, измазанные пеплом и сажей, почти неотличимые друг от друга. Джульетты нигде нет.
С потолка
Гипсовые ангелы слабеют и не могут больше удерживать стропила: слишком тяжело. Дым волнами накатывает на Ламприера, он задыхается, но продолжает пробиваться к сиене. Там, в языках огня, в самом сердце ослепительного жара, мелькает какая-то фигура. Ламприер быстро идет мимо Столкарта, из оркестровой ямы воздевшего руки к крыше театра и призывающего: «Летите! Летите!» Крыша уже пылает. Ламприер не задерживается, он спешит. Глаза слезятся, кожа шелушится от жара. Слева и справа от него вспыхивают все новые очаги пожара. Прямо перед собой он видит белое пятно. Время от времени, когда расступаются волны дыма и пепла, он видит его отчетливо. Ламприер приближается, легкие его разрываются, он обнимает ее и прижимает к себе. Но лицо ее бесстрастно и лишено всякого выражения. Над их головами обрушивается балка и падает в зал. Ламприер, обхватив Джульетту, ведет ее перед собой к выходу, он тащит ее, но она не хочет уходить, она оглядывается назад, в пылающее инферно, и безвольно, бессильно сопротивляется.
— Оставь меня, — говорит она. Ламприер поворачивает ее к себе лицом.
— Почему? — кричит он, перекрывая голосом рев пламени.
Джульетта отводит глаза.
Взрыв вздымает огромный столб воды, в пятьдесят—шестьдесят футов высотой. Вращающаяся колонна зависает над рекой, затем рассыпается и обрушивается обратно в реку. Пираты и бунтовщики на пристани как зачарованные смотрят на этот водяной столб. Приготовления к битве забыты, обе стороны застыли на месте, не отводя глаз от этого последнего знамения. На поверхность реки всплывают обломки дерева; щепы обшивки, бочарные доски, куски «Сердца Света», покрытые панцирями моллюсков. Почти все эти останки кораблей обуглены до неузнаваемости. Снизу, со дна реки, доносится какое-то глухое ворчание…
Возвращаясь к своим матросам, Уилберфорс ван Клем бросил взор на эти жалкие остатки былого великолепия, всплывшие из водоворота, и снял шляпу. Пираты последовали его примеру. Петер Раткаэль-Герберт опустил свою саблю, а люди Штольца расслабились.
Пыхтя и отдуваясь, к бывшим противникам подошел капитан Гардиан, за которым на небольшом отдалении следовал капитан Рой.
— Вы — Штольц, — обратился Эбен к самому трудноописуемому человеку из всего собрания.
Штольц кивнул.
— Прекрасно, прекрасно, — продолжал капитан. — Итак, я уже переговорил с юным Ламприером, и план таков…
— План? Какой план? — вмешался Уилберфорс, уже присоединившийся к безутешным пиратам.
— И кто такой «юный Ламприер»? — добавил Штольц. — И вообще, кто вы все такие?
Уилберфорс достал из кармана трубку и принялся набивать ее.
— Ну
— С вас два пенса, — уточнил капитан Рой. Примерно час спустя трубка успела совершить пару кругов, и никто уже не был ни в чем уверен. Люди Штольца и пираты сидели на пристани вперемешку друг с другом, небольшими компаниями. Время от времени кто-нибудь поднимался на ноги и переносил трубку в соседнюю компанию, ронял пару слов и задумчиво брел обратно. Ветер ослаб, река успокоилась, начался отлив. На западе над городом повисло оранжевое зарево. О причал легонько бились обломки «Сердца Света». Они упокоились с миром. Вдалеке громоздились мачты и снасти кораблей, стоящих в Пуле. Огромный «Вендрагон» мягко покачивался на волнах отлива.
— … и вот мы здесь, перед вами, — завершил свой рассказ Уилберфорс.
Штольц лениво кивнул. Петер Раткаэль-Герберт затянулся и передал трубку Эбену, который в третий раз отклонил это предложение. Уилберфорс взглянул через плечо на темную громаду «Вендрагона». Эбен проследил за его взглядом.
— Вы знаете этот корабль?
— Понаслышке, — ответил Уилберфорс. Капитан Гардиан и Уилберфорс осторожно посмотрели друг на друга.
— Думаю, что неплохо было бы заглянуть ему на палубы, — наконец произнес Уилберфорс. Эбен кивнул. — Нам, в общем-то, необходим корабль. Наш собственный, гм-мм… засосало.
— Мы видели, — сказал Эбен.
Уилберфорс поднялся и обратился к пиратам, развалившимся на причале.
— Ребята, — произнес он. — Мы опять попали в отчаянную ситуацию… — И он вкратце обрисовал положение. — … Итак, я предлагаю следующий план… — Несколько пиратов подняли головы, проследив за жестом Уилберфорса, указывающего на корабль. — В конце концов, что мы теряем?
Герст приподнялся на локтях и с трудом сфокусировал взгляд на Уилберфорсе.
— Уилберфорс, — проговорил он, — хватит, а? — и умолк.
Остальные трясли головами. Слишком поздно, они устали, они стары. Эбен обвел взглядом отставную команду.
— Похоже, что мы остались вдвоем, — сказал он Уилберфорсу.
— Втроем, — возразил Рой.
Эбен поднялся и огляделся по сторонам. Черная башня Вороньего Гнезда высилась на фоне оранжевого неба. Откуда-то издалека тянулись густые клубы дыма. Крыши домов пестрели разноцветной мозаикой.
— Пожар, — сказал он.
— Оперный театр, — отозвался Штольц откуда-то из глубины своих грез.
Ну, это ради бога, подумал Эбен. Уилберфорс ходил среди своих товарищей, наклоняясь к ним, тряся за плечи, дергая за руки. Наконец он выпрямился и кивнул Эбену и Рою.
Три капитана двинулись по пристани к кораблю. Когда они подошли к сходням «Вендрагона», за спиной послышались шаги. Все трое одновременно обернулись. Перед ними стоял Петер Раткаэль-Герберт с туманным взором, слегка пришедший в себя.
— Я подумал, что мне лучше… понимаете, пойти с вами. Если вы не против…
— Молодец, — сказал Эбен.