Словарный запас
Шрифт:
Николай Иваныч засмеялся и минуту глядел на крыжовник, молча, со слезами, — он не мог говорить от волнения, потом положил в рот одну ягоду, поглядел на меня с торжеством ребенка, который наконец получил свою любимую игрушку, и сказал:
— Как вкусно!
И он с жадностью ел и все повторял:
— Ах, как вкусно! Ты попробуй!
Было жестко и кисло, но, как сказал Пушкин, «тьмы истин нам дороже нас возвышающий обман». Я видел счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась так очевидно, который достиг цели в жизни, получил то, что хотел, который был доволен своею судьбой, самим собой.
И, уж извините, еще одна цитата, оттуда же:
Перемена
Впрочем, и это вряд ли имеет к чему-то отношение. Это все было давно, в XIX веке, когда были всякие интеллигентские искания, рефлексы, муки совести и прочая хрень.
Я знаю, что слово «совесть» — из позапрошлого века. Оттуда же, по-видимому, «вкус» — хоть речевой, хоть поведенческий. Знаю, не маленький. Знаю, что все эти глупости, годные только для маленьких детей или на худой конец для отставных библиотекарш, полное ничто по сравнению с такими смыслоемкими словами, как, например, «формат» или, пуще того, «рейтинг».
Хорошо, забудем про совесть, вкус и прочую фигню. Повернем проблему другой стороной. А вот вдруг что-то изменится, что будет? А, ребята? Вы же все-таки стратеги как- никак, планировщики своего и — что куда хуже — чужого будущего. Вот что, интересно, будет?
Да ладно, не отвечайте, ответ я знаю и сам. Ничего не будет.
Вы надежно защищены, поскольку у вас давно на том месте, где у некоторых людей все-таки иногда бывает совесть, вырос во-от такой рейтинг. Вы как ни в чем не бывало встряхнетесь, смените один пиджак на другой и опять чего-нибудь такое возглавите. И скажете, что так и было. Мы же, скажете вы, все-таки профессионалы, а не какие-нибудь сорные птицы. Нам и карты в руки.
Все с вами в порядке, ребята, я знаю. Только все-таки в своем самозабвении вспоминайте хоть изредка о том, что хотя идиотов в стране и мире очень много, но не все все-таки, не все.
И вовсе не все, кто, вопреки вашим бессонным трудам, решительно не желает быть идиотом, такие уж прямо сорные птицы. И не тешьте свои форматы тем, что мир делится лишь на успешных правильных пацанов и отстойных лузеров. Мир сложнее, ребята.
[Терпимость]
Нет, ты нарочно!
Тема непростая, что и говорить. Кто на что может обидеться, не всегда понятно. В том смысле, что кто очень захочет обидеться, он причину найдет.
Я вот недавно ехал в метро и очень спешил. Спеша, я невзначай толкнул какого-то мужчину. Толкнув его, я тотчас же извинился. Но одновременно с моими извинениями последовал ощутимый удар кулаком по моей спине. «Вы чего это?» — ошарашенно спросил я. «А ты чего толкаешься?» — «Так я же извинился!» — «А мне-то что, что ты извинился!» — «Так я же не нарочно!» — «Нет, ты нарочно!» Исчерпав запас аргументов, я пошел себе восвояси.
Я так думаю, что обижаться резонно лишь на то и на тех, кто обижает тебя сознательно. На неловкость или бестактность обижаться неправильно — это непрактично и глупо. И вообще — чем уверенней человек в своей правоте, тем в меньшей степени он подвержен обидчивости. О различии культур и традиций тоже нельзя забывать. Вот, допустим, слово в каком-нибудь языке означает что-то вроде святости или добродетели, но звучит оно так, что на другом языке означает что-нибудь очень неприличное и оскорбляющее чье-нибудь национальное чувство. Что тут делать? Изображать Пророка, тем более в шутейном контексте, есть тяжкий грех в исламской традиции. А в христианской — нет. По крайней
Ну, нарисовал какой-то варяжский шутник пару-тройку картинок (не очень, кстати, искрометных) да опубликовал все это дело в какой-то там местной газете. И что? И кто бы это заметил, если бы не крики обиженных.
И пошло-поехало. Обиженные грозят и бряцают, требуя извинений и санкций. Требуя приструнить и наказать. Обиженные на обиженных назло им перепечатывают в своих газетах эти картинки, отстаивая таким образом свои права на свободу. Тоже вроде бы глуповато. Но такая реакция мне лично понятнее и ближе. Мне понятно, что люди, чьи профессия и образ жизни связаны с говорением, писанием, рисованием, пением, фильмосниманием и вообще с высказыванием, склонны к вполне объяснимой нервозности, когда речь заходит о границах творческой свободы. Я не то чтобы оправдываю. Я понимаю. Понимаю, потому что я один из тех, для кого понятие свободы не менее свято, чем для кого-то другого — что-нибудь другое.
Но говорят: область религиозных чувств — вещь особая. Тут не до шуток. Почему особая? Почему не до шуток? «В доме повешенного о веревке» — это мне понятно. А тут чего? Болезненная, в смысле, тема? А почему она болезненная? То есть я понимаю, что тема эта может быть весьма болезненной для тех, кто не очень-то верит. А если очень, то тогда почему?
Я человек нерелигиозный. Но мне кажется, что если бы я им был, то рассуждал бы примерно так. Вот человек сказал, нарисовал, напел что-то такое, что по тем или иным причинам оскорбляет мои религиозные чувства. Да, он святотатствует и богохульствует. Но ведь он же дитя неразумное, несчастный язычник, не знающий и не понимающий того, что знаю и понимаю я. У меня есть вера, и я счастлив. У него веры нет, и он убог и обделен. И я бы помолился за него и за его заблудшую душу, ибо не ведает, что творит. А уж если он и достоин наказания, то я, как верующий человек, знаю твердо: наказать его есть кому и без меня.
[Толпа]
Парад невидимок
О «Наших» как об арифметической сумме физических лиц сказать особенно нечего. Такие особи, принципиально и демонстративно лишенные персональных признаков, каких бы то ни было зачатков рефлексии, не мыслящие своего социального существования вне коллективного тела, были всегда, сколько я себя помню. В разные времена они по-разному назывались, но были пригодны для какого-нибудь государственно важного дела только в очень товарных количествах. Друг от друга они могут отличаться лишь как яйца за девяносто копеек от яиц по рупь тридцать. Дело вообще не в них и не в каких-то там особенных мотивах их такого или сякого социального поведения, ибо никаких мотивов. Я даже легко допускаю их материальное бескорыстие. Ну, не чтобы совсем, но радуются они любому пустяку — кепочке, футболочке, значочку, баночке пивка. Ну, зачет автоматом поставят. Ну, дадут пару дней отгула. Да разве ж это корысть? Много ли в корыте корысти, как справедливо говорила неугомонная старуха из известной сказки А.С. Пушкина.
Короче говоря, дело не в них. Дело в их, с позволения сказать, идеологах-теоретиках, демонстрирующих в свою очередь идиотизм такого накала, что у человека нормального, хотя бы шапочно знакомого с азами формальной логики, закрадывается подозрение в какой-то глубоко упрятанной гениальности, каковая просто не может быть по достоинству оценена современниками. Ну, правда — не могут же люди на голубом глазу выдавать такое на всеобщее обозрение. Ну, с «Нашими»-то все понятно: этому безмозглому поголовью что песенка про крокодила Гену, что «Пионер — всем ребятам пример», что «Правозащитник = террорист» — один хрен. Главное-не вдумываться в смысл произносимых слов. Да что я говорю — «вдумываться»! Чем там особенно вдумываться-то.