Слово чести
Шрифт:
– Бороться или лететь? Вот в чем вопрос. Я пожалуй, буду бороться.
Она устало опустилась на кровать.
– Можно я тебя спрошу кое о чем? Если бы мне грозила тюремная решетка, ты бы отважился уехать со мной из страны?
– Да.
– Ну а я желаю поехать с тобой. Ты меня на аркане не тащишь. Я хочу разделить с тобой твою участь и никогда тебя не упрекну.
– Легко тебе сейчас говорить.
– Бен, почему ты не хочешь послушаться меня?
– Я оптимист. Я считаю, что смогу победить.
– В тот день, когда все началось, ты сказал мне, что эту
– Я чту военный кодекс, тем более что я не раз сталкивался с ним.
– Ты знаешь, что я думаю? Я считаю, что армия уже послала меморандум начальнику военного округа с инструкциями о твоем расквартировании. Тайсон, будь спокоен, тебе создадут все условия.
Бен откашлялся, потом ответил:
– Ну если это случится, я отплачу долг обществу. И когда уйду в отставку, смогу жить нормальной жизнью.
– Какомуобществу? Этому обществу наплевать, что ты делал и не делал двадцать лет назад в какой-то отсталой даже не стране. Половине населения безразлично, виновен ты или нет, а другая половина, наоборот, бьется в экстазе от твоих деяний. Они боготворят тебя за то, что ты уложил за день сотню косоглазых.
– Нет, ты говоришь не о моей стране.
Она с любопытством оглядела его.
– Боюсь, что это ты ошибаешься. Страна жаждет не твоей крови, а крови бедного Пикара.
– Ерунда.
– Да ты просто не в курсе.
– Ты говоришь так, как я двадцать лет назад, когда был членом тайного общества.
– Я немного прозрела, в отличие от тебя. Неделю назад со мной произошел забавный случай. Я пошла в бар отеля «Америкэн» с Глорией Джордан – матерью Мелинды. Это тебе не какая-нибудь пивнушка. Там собираются достопочтенные горожане и местная знать. И как ты думаешь, о чем зашел разговор в баре?
– О взлетах и падениях бродвейской сцены?
– Нет, сэр. Предметом пересудов стали вы.
– А не врешь?
– Общественное мнение разделилось. Одни считали тебя виновным, другие частично оправдывали твою вину и смягчили приговор, а некоторые предположили, что ты не виновен, и как только пройдет эта горячка, все выяснится.
– Думаю, это непреходящая вещь. Я все еще женат на тебе.
– Один джентльмен дал понять, что тебе вручили медаль, хотя он не помнит, какую и за что.
– Давай не утрируй. Я уже получил вьетнамский крест.
– Одна леди очень сомневалась, что такой симпатичный джентльмен смог подобное совершить.
– Ты узнала ее имя и номер телефона?
– Дело в том, Тайсон, что народ, как бы точнее выразиться, народ думает, что тебе итак слишком досталось за то, что ты и твои солдаты убивали или не убивали мужчин, женщин и детей. Они считают Пикара редкой сволочью.
– Бедный Пикар. А что вы делали в баре?
– Пропустили по рюмочке.
– Помнишь, как ты в таких случаях всегда говорила? «Искала свою собаку». Ну так, а ты за что голосовала?
– Меня так и подмывало прочитать свою обычную лекцию об аморальности вьетнамской войны, но я вовремя вспомнила, что не могу свидетельствовать
– До того, как они тебя узнали, а то бы пронесли по Мейн-стрит на руках.
– Мне было не по себе из-за Глории. – Она задумчиво потерла подбородок. – Но общественное мнение не станет квитаться с тобой. Народ клеймит Пикара. Это не тадемократия.
– Я так не думаю.
Она пристально посмотрела на мужа, потом сказала:
– Кто-то говорил мне, что агенты ФБР следят за домом Пикара. Охраняют его. Ты знаешь об этом?
– Нет. Откуда мне знать. – Но Тайсон считал, что должен был знать об этом. Он должен был догадаться, что неприветливый Пикар боялся расправы. Интересно. Тайсон напомнил себе о масштабе проблемы, выходящей за пределы государства; в кулуарах терлись невидимые участники готовящегося действа и статисты, наподобие Чета Брауна, выходившие на сцену лишь на мгновение и тихо удалявшиеся за кулисы, и их числу не было конца. Он всполошился. – Кто-нибудь следит за нами?
Марси откинула со лба прядь волос.
– Если и следят, то не за тем, чтобы защитить нас от разъяренной толпы. Нам никто не угрожал, и очернить нас никто не может, кроме газетных свистунов. Что это говорит тебе о твоей стране?
– Говорит, что я невиновен, пока не докажут мою виновность.
– А вот Пикар виновен. Виновен в обесчещении имени военного героя. Ты, мой друг, как и твой бывший босс, – священное животное. Ты воевал за свою страну, получил ранение в бою, а теперь тебя преследует неблагодарная армия и продажная пресса. Но это – все эмоции, а правда, как мы оба знаем, в том, что правительство гнет свою линию, невзирая ни на что. Пресса, несмотря на свои промахи, видит, что правительство не теряет самообладания.
Тайсон подозрительно прищурился.
– Ты на чьей стороне?
– На твоей, черт возьми. – Она подумала немного, затем тихо сказала: – Вся загвоздка в том, сможем ли мы или нет отстоять свои убеждения, поскольку лично заинтересованы в этом деле. Будь я посторонним человеком, знавшим о том, в какую ты историю вляпался, то я бы склонялась к тщательному разбирательству. Но ты мой муж, и я люблю тебя. Поэтому я еще раз повторяю тебе: ты должен бежать, стать недосягаемым для правосудия, потому что... потому что я не уверена в твоей невиновности... – Марси отвернулась, и Тайсон заметил, что она готова разрыдаться.
Он подождал немного и, не скрывая раздражения, выпалил:
– Да. Нелегко держать стяг высоких убеждений, миссис Марси Кло Тайсон, пособничая подозреваемому в военном преступлении. Но ты права. Если подозреваемый – человек, которого ты любишь, тебе придется сделать выбор. Ну, мадам, я чертовски польщен. Но я не убегу. Я и так почти двадцать лет бегу, а меня преследует сотня кровавых призраков. И они будут преследовать меня до гробовой доски. Это мой крест на земле. Я не знаю, что мне уготовано на том свете, но я уповаю на Господа нашего, чтобы он пощадил меня, когда я встречусь с ними там...