Слово и дело
Шрифт:
— Не совсем по центру, но расположение хорошее… Но опасаюсь…
— А ты не бойся, — с легким нажимом сказал я. — Если что — говори, что это спецоперация КГБ, а кто против — тот враг советской власти. К тому же это действительно так.
— Ну если спецоперация… — он замялся, но потом явно махнул рукой на возможные неприятности. — А, была не была! Сам заедешь или как?..
Судя по всему, он хотел личных поздравлений от меня как можно раньше.
— Нет, сам не смогу, к сожалению, у нас тут аврал в полный рост. Девушку
Сегодня Чепак меня всё-таки дожал. По его мнению, в связи с приездом высокой комиссии все сотрудники управления должны быть экипированы по полной форме, чтобы эта комиссия не нашла, к чему придраться. Я же считал, что лучше было оставить на виду что-то незначительное — например, отсутствие табельного оружия у замначальника управления, — чтобы никто даже не подумал рыть глубже. Но полковник упёрся, самолично сопроводил меня в оружейку и проследил, чтобы я забрал полный комплект смертоносного барахла. Причем он забраковал пару пистолетов, которые принесли первыми, и лишь третий удовлетворил каким-то требованиям, о существовании которых знал только Чепак.
Я отправил Риту в обком, расписав в красках, что с ней будет, если она не справиться с таким простым поручением, а потом снял пиджак и начал пристраивать кобуру на положенное место.
— Ты пистолет сначала вытащи, а уже потом надевай.
* * *
Я резко развернулся. Дверь моего кабинета была раскрыта, а на пороге стоял Семичастный.
— Здравствуйте, Владимир Ефимович, — вежливо сказал я, возвращая кобуру на стол. — Вас к нам с комиссией прислали?
— Нет, я не в комиссии, хотя приехал с ней, — он прошел в комнату, взял со стола оружие и повертел его в руках.
Это нарушало сразу несколько пунктов инструкции, но я не знал, что делать в таких ситуациях. Но вдруг меня осенило.
— Владимир Ефимович, вы до завтра останетесь? — быстро спросил я.
— Да, собирался… — он недоуменно посмотрел на меня, но положил кобуру.
— А на концерт хотите сходить?
— Что за концерт? А то был я вчера на одном…
— Местные таланты играть будут, для передовиков производства, ну и для комиссии тоже постараются, билеты мне уже обещали, — объяснил я. — Там знакомый один играет, он обещал, что всё будет на высшем уровне.
Сава ничего подобного не говорил, да я и сам не был уверен, что сумская самодеятельность может выдать хоть какой-то уровень в исполнении надоевших хитов украинской музыкальной сцены. Но это был интересный опыт — особенно если Сава не испугается возможных проблем и всё-таки сыграет «Сказку». Почему-то я допускал подобный исход, хотя комсомольцы песню залитовали без вопросов — что неудивительно с той бронебойной визой, которую я получил.
— Ну если на высшем уровне… — недоверчиво протянул Семичастный.
Я извинился и снова засел за телефон, чтобы выбить из несчастного Макухина ещё пару билетов — я подозревал, что жирок у него имеется. Впрочем, намеки на очень-очень большую шишку из самого Киева — разумеется, я выражался гораздо более почтительно по отношению к Семичастному — сделали секретаря обкома по идеологии
— Ты, я смотрю, неплохо тут устроился, — сказал мой гость, который за это время успел устроиться на одном из стульев. — И среди музыкантов у него знакомые, и в обкоме… А ещё где?
— Номер на смотр нам помогал делать директор драматического театра, Чернышов, Владимир Михайлович, — похвалился я. — Он очень переживал за нас, надо будет к нему заглянуть с коньячком.
— Вот как? Забавно… расскажу кое-кому, какой находчивый москвич обосновался в Сумах, — Семичастный с какой-то хитринкой посмотрел на меня.
— А они ещё не догадались? — мне показалось, что сейчас самое время для небольшой толики панибратства.
— Догадались, там догадливые люди сидят, другие до таких вершин не добираются, — кивнул он. — Могу откровенно сказать — ты очень изящно вышел из того положения, в котором оказался. И нашим, и вашим. Если бы ты всю песню спел на украинском, было бы не то…
— Случайное озарение, — я скромно пожал плечами. — Уже на сцене придумал. Так-то мы с Савой как раз украинский текст учили…
— Сава — это второй гитарист, лохматый?
— Да, он, — подтвердил я. — Звукотехник в нашем дворце культуры, и группу собрал. Как раз завтра выступать будут.
— Тоже знакомый?
— Одноклассник.
Он немного помолчал.
— Да, всё время забываю, что ты местный…
— Я отсюда уехал десять лет назад, бывал только наездами… — объяснил я. — Так что москвич и есть, хоть и в первом поколении.
— Все мы немного москвичи… — Семичастный посмотрел в окно. — Я там побольше лет провел, привык, обжился, а потом — раз, и всё. Пришлось Киев вспоминать, тоже хороший город, но другой. Мне иногда кажется, что он не совсем советский… Москва — советский город. Минск — советский, Ленинград. Даже Баку — советский. А Киев — нет.
Про Баку я мог бы поспорить. Мне вспомнилось, как в конце восьмидесятых, когда там чуть отпустили вожжи, национализм полез буквально изо всех щелей. Армяне и азербайджанцы увлеченно резали друг друга и всех, кто подворачивался под руку, русские и представители народов Союза бежали, бросая всё, а тряпка Горбачев смотрел на это безучастно, даже не пытаясь вмешаться, навести порядок, хотя все полномочия для этого у него были. Но приказа военным никто не дал, а КГБ… Семичастный, наверное, прав — Комитет это карающий меч, а кого именно и как карать, решает не он. Иначе действительно — добро пожаловать в новый тридцать седьмой. Или же всё не так, и он ошибается? Ведь наверняка есть способ как-то предупредить ту кровь, до которой осталось каких-то полтора десятка лет? [1]
Тут моя мысль причудливо прыгнула, и я вспомнил про теракты, которые ожидали Москву буквально через несколько лет — какие-то армянские националисты организовали взрывы в московском метро и пытались подорвать вокзал. Причем они даже создали какую-то партию, которую КГБ разгромил несколько лет назад, а её члены отправились в места не столь отдаленные. Я мысленно записал эту информацию в напоминальник, чтобы позже посмотреть соответствующие рассылки, где наверняка будут фамилии и адреса — раз уж эти ребята попали в поле зрения нашего ведомства, их дела будут лежать в архивах вечно.