Слово наемника
Шрифт:
— Хочешь меня? — спросила Марта, резко открывая глаза, будто и не дремала.
— Н-ну, — кивнул я. А чего скрывать?
— Старый пень, а туда же, — усмехнулась женщина.
— Чем старше пень — тем крепче корень! — ответил я, будучи слегка уязвлен.
— О! А ты дед — не промах, — Марта одобрительно улыбнулась, игриво пошевелив шрамами.
Лучше бы хмурилась…
Всегда представлял себе лагерь разбойников скопищем сырых землянок или шалашей из веток и гнилой соломы. Уже ощущал едкий угарный дым, что лезет в глаза, и ночной холод, от
То, что увидел, больше напоминало хутор — домик из дикого камня, конюшня, пара сараев. Снаружи видны следы запустения — бревна сараев почернели от времени и подгнили, камень оброс мхом, а старая черепичная крыша украшена соломенными заплатами.
Зато внутри было тепло и уютно. Большой зал, половину которого занимал камин. Из мебели только шкуры, столешница и козлы, отставленные в угол. Ни дать ни взять охотничий домик барона средней руки. Сходство усугубляли трофеи — приколоченные к стенам оленьи рога, крылья птиц, кабанья голова и одинокое чучело волка. Судя по зияющим «ранам», «кровоточившим» опилками, его использовали как мишень для метания ножей.
Нашел глазами то, что искал, — два медных гвоздика, из-под которых торчали обрывки свиной кожи — все, что осталось от герба, некогда украшавшего внутренние покои.
Заметно, что здесь хозяйничает женщина, — полы вымыты, шкуры аккуратно свернуты, а на стенах, помимо охотничьих трофеев, развешаны букетики искусственных цветов, вышитые салфетки и прочая дребедень.
Пока мы с Хельмутом укладывали Всемира, разгружали воз, распрягали и устраивали лошадь, Марта успела сменить штаны и плащ на длинную юбку, блузку и фартук.
В таком обличье она мне нравилась больше. Всегда считал, что фрау и фрейлейн не должны бегать по лесам и болотам, охотясь на дичь (вспомнилась отчего-то Светлейшая герцогиня с многоэтажным именем), или караулить на большой дороге путников! Вроде даже фигура у атаманши стала другой — спереди появилась грудь, а сзади — попа.
Когда Марта захлопотала у камина, а в воздухе запахло чудесными ароматами, я решил, что на ее морду можно и не смотреть.
Атаманша сварила гороховую кашу с поджаренными шкварками и луком. Глядя, как Хельмут воротит нос (а Всемир есть отказался), я без зазрения совести съел не только свою порцию, но все остальное!
— Видишь как надо! Смотреть приятно, — похвалила меня стряпуха-лучница, укоризненно посмотрев на Хельмута.
— А! — отмахнулся грабитель. — Я после каторги целый год лопал что попало. Может, курочку? — посмотрел он с надеждой.
— Что попало?! — возмутилась Марта. — А ну пошел отсюда!
Мне стало смешно. Девица со шрамами была младше Хельмута едва ли не вдвое, но действо напоминало выволочку строгой мамаши непутевому чаду.
После завтрака Марта и Хельмут ушли за хворостом. Меня они с собой не приглашали, а я не набивался.
Чтобы не скучать, покопался в сарае, куда складывались ненужные в хозяйстве вещи. В том числе и оружие, не нашедшее спроса в разбойничьем ремесле.
Я успел заметить, что троица предпочитала
Оружия нашлось немного — пара охотничьих копий с широкими заржавевшими наконечниками и древками, источенными жучками, сломанный арбалет (кто-то использовал приклад как дубину) и топор без топорища. Был еще старый тесак, кованный в деревенской кузнице. Видимо, все осталось от прежних хозяев. Крестьяне, которых грабили мои новые друзья (вряд ли втроем они могли одолеть купеческий обоз), оружие не носили.
Первым делом я осмотрел тесак. Тесак — штука хорошая. Неказист, но при умении даст фору хоть мечу, хоть шпаге. Но этот, проржавевший насквозь, не годился даже на переплавку.
Поразмыслив, выбрал себе одно из копий. Странное какое-то копье. Явно охотничье. Но на какого зверя? Если на медведя, зачем широкое лезвие? Если на кабана, к чему тут упор?
Но при желании может получиться протазан!
Ствол молодой рябинки сгодился для древка. Я долго счищал ржавчину, затачивал режущую кромку. Зато, когда Марта и Хельмут вернулись с хворостом, у меня было оружие, которым можно не только колоть, но и рубить (голову оттяпать не возьмусь, но рассечь брюхо — запросто!).
— Ого! — присвистнул Хельмут, увидев как я «воюю» с зарослями крапивы.
— А что-нибудь потолще? — насмешливо спросила Марта, опуская вязанку.
— Запросто, — беспечно ответил я, перерубив деревце в два пальца толщиной.
— Хе, — презрительно выпятила Марта губы. — Такое-то и дурак срубит…
— Попробуй, — предложил я, протягивая копье.
— А чего оно такое тяжелое? — озабоченно спросила лучница, взяв оружие. — Что за хрень такая? Копье — не копье, топор — не топор… А ну-ка…
Ствол юной осинки подался назад и, спружинив, отбросил оружие в обратную сторону, едва не вывернув Марте руку.
— Доннер веттер! — выругалась женщина, бросая копье на землю.
— Дай мне! — загорелся Хельмут.
Зачем-то поплевав на руки, он ухватился за древко и от всей дури, словно топором, вдарил по деревцу. На стволе появилась зарубка. Еще пара ударов — и несчастная осина упала.
— Вот так! — гордо выпрямился Хельмут.
— Молодец, — похвалил я грабителя и выбрав осинку такой же толщины, срубил ее одним ударом.
— Как это у тебя ловко… — озадаченно сказал Хельмут. — Я шесть лет кайлом руду дробил, а до этого углежогом был — лес рубил.
— Ты лес да руду, а я людей, — ответил, не вдаваясь в подробности и тонкости рубки…
— Пока за железку схватишься, я тебя пристрелю… — пожала плечами Марта, поднимая вязанку и направляясь в дом.
— Проверим? — предложил я.
— Смотри, я шутить не буду.
Марта была хорошим стрелком. Я не видел, как она прицеливалась, но чувствовал, что стрела, наложенная на тетиву, полетит прямо в глаз… Однако вторую стрелу она выпустила, когда я отбил первую. Расстреляв с полколчана, женщина озадаченно опустила лук и снова выругалась: