Слово наемника
Шрифт:
— Стало быть, в Ульбурге появились нищие, которые не хотят тебе подчиняться. Дескать, милостыня — она Божья, и неча на нее лапы накладывать! Так?
— Хуже, — грустно сказал Жак. — Будь это просто приблуды, я бы их живенько на место поставил. У нас ведь, что ни год, появляются наглецы — мол, процент отдавать не хотим, сами с усами. Так мы им усики-то и стрижем!
— Зато у раков потом усы толще становятся! — хохотнул я.
— Ну что я — зверь какой? Чего же сразу ракам? — возмутился Жак. — Городской страже сдаем, чин чином.
— Чтобы городской суд их к виселице приговорил.
— Нужно
— Нужно, — не стал я спорить с другом. — Ну а сейчас-то что не так?
— Да все не так! — в сердцах сказал Жак. — Мне ихний вожак вызов прислал на поединок.
— Ишь ты, — присвистнул я. — Прямо как у разбойников или пиратов. Каждый может стать вожаком, если убьет прежнего…
— Или — как у волков. Как ты когда-то говорил: «Homo homini lupus est», [3] — хитренько посмотрев мне в глаза, Жак уточнил: — Ты это сказал еще в перевалочном лагере.
3
Человек человеку — волк.
Я вытаращил глаза. Откровенно говоря, уже и сам начал забывать премудрости, впихнутые в меня в минуты трезвости. А это случалось оч-чень редко.
Оглобля, довольный произведенным впечатлением, продолжил:
— Если я вызов не приму — война начнется. А войну мы проиграем.
— Почему? — удивился я. — На стенах твои парни дрались неплохо. Опять-таки, у тебя людей больше.
— Ну так и бюргеры на стенах дрались неплохо. А ежели в подворотне ткач или пивовар один на один с кем-нибудь из моих людишек встретится? Проще кошелек отдать — целее будешь. Опять-таки, на стене стоять, лестницы крюком отбрасывать, солдат по башке бить — другое дело. Тут — родич, там — сосед. Принародно-то все храбрые. Сопля боевым молотом покажется. Да прилюдно и умирать не так страшно. А тут, в городе? У моих мерзавцев, у многих, домики есть и доля в торговле. Есть, конечно, и голодранцы, у которых ни кола ни двора. Убийцы-грабители. А случись сцепиться с такими же, — слабоваты. Тем-то терять нечего, а нам есть что. А городскому отребью какая разница, кому они будут процент отсчитывать? Им что тот король, что этот.
— Что же, собираем людей?
— Да нет, людей собирать не нужно. По правилам на поединке дерутся четверо — два атамана и два бойца. Мне сорока на хвосте принесла, что у них уже мечник нанят. Имени никто не знает, но говорят — лучший меч Швабсонии! Как думаешь, кто такой?
Я задумался, прикидывая список претендентов. С ходу могу назвать десяток-другой, а повспоминать, так и еще десяток назову.
— Нет, не упомню, — покачал я головой и усмехнулся. — Куда ни плюнь — везде «лучшие».
— Вот-вот, — поддакнул Жак. — Сказали, мол, Винер (так ихнего атамана зовут) ему пятьсот талеров за будущий бой заплатил. Сам бы он такие деньги не осилил. Думается, на это дело ему Лабстерман монет подкинул.
— Неплохо! — восхитился я. — Пятьсот талеров за один бой! Мне бы так жить…
— А я тебе семьсот предлагаю, — усмехнувшись, сказал Жак и внимательно посмотрел на меня. — Берешься?
— Берусь, — кивнул
— Не пойдет! — отрезал Жак. — Не возьмешь денег, буду искать другого. Если какой-то выскочка из драного пригорода хочет в «ночные» короли пройти, огромные деньги предлагает, то уж извини — мой боец должен быть дороже!
— А если проиграю?
— Так и денег не получишь! — развеселился Оглобля. — Платить их тебе кто будет? Проиграешь, так и меня убьют, вот и все. Да и тебе, мертвому, зачем деньги?
— Что там еще? — поинтересовался я, по старой привычке желая знать как можно больше о предстоящем сражении.
— Значит, дерутся — двое на двое. Оружие, доспехи — какие хочешь. Кто сколько унесет — тем и будет драться. Биться можно — хоть пара на пару, хоть по очереди. В общем, одна пара должна быть убита. Вот и все. Единственное условие — драться пешими и без арбалетов. Ну а раз они вызов прислали, значит, мы место и время укажем.
— Насчет места ты уже придумал?
— А какая разница? — хмыкнул Жак. — Кто у нас полками командовал? У тебя голова для этого лучше приспособлена.
— Подумаю, — важно ответствовал я, хотя уже прикинул, что нам понадобится: — Ты лучше скажи, каким боком господина бургомистра обидел? Неужто из-за меня?
— Ну, может быть, и разнюхал, что мы с тобой дружим. Но, скорее всего, герр Лабстерман к моим новым складам подобраться хочет. Ты же сам знаешь, в городе земли немного осталось. Все, что можно застроить, — уже застроено. Ну а когда по твоей милости подземный ход пришлось раскрывать, я подумал — а чего же добро-то пропадать будет?
— Так там же вода! — удивился я, вспоминая, как из тоннеля вымывало ратников герцога вместе с конями…
— Нет там никакой воды. Была — да сразу и сплыла. Она в промоину хлынула, словно сквозь плотину прорвалась. А город выше реки стоит. Провал засыпали, новую башню поставили взамен рухнувшей, а когда вода спала, там же под землей — готовый винный погреб!
— Ну ты хитер! — восхитился я.
— На том стоим, — горделиво отозвался Жак, поглаживая намечавшуюся лысину. — А бургомистр, сволочь такая, говорит, что раз тоннель под городской землей, стало быть, склад должен городу принадлежать! А почему городу, если там мои склады всегда были? И я, между прочим, про подземный ход первым узнал. Ну по документам-то подземный ход нигде не числится. Значит — в суд меня бургомистр не потащит и силой отобрать подземелье не сможет. Но — не мытьем, так катаньем.
— А что, погреб стоит того, чтобы пятьсот талеров за поединок платить?
— Ну, капитан, — развел руками «старшина» нищих. — Такой склад — золотое дно. В Ульбурге виноделов нет, а вино, сам понимаешь, народ пьет. Стало быть, нужно бочки с бутылками где-то хранить. Подвалы есть, но — мелкие, запаса не сделаешь — забродит. Когда много вина — плохо, а мало — тоже нехорошо. А там, под землей, — не жарко и не холодно. Соображаешь? Ко мне трактирщики в очереди стоят, чтобы я им местечко в аренду сдал. А я уже придумал, чтобы к следующему году там трюфели развести. Бочкам они не помешают, если полки сделать. Это же такие деньги!