Слово Оберона
Шрифт:
— А знаешь, что твой Уйма палачу рассказывал? — спросил меня некромант, немного отдышавшись. — Про казнь в муравейнике? Ты думаешь, так просто — посадить осуждённого на кучу, и пусть муравьишки жрут его? Не-ет, всё не так просто! Твой людоед придумал вот что: перед казнью жертве дают напиться сладкой воды, а потом…
Он говорил и говорил, но я его не слышала. Я смотрела, как шевелятся его губы, как сужаются и расширяются чёрные зрачки, а в голове у меня царил сумбур. Перед глазами стояли ворота между двух колонн, базар, виселицы… Вот ворота закрываются…
Повернувшись к Максу спиной, я
— Послушайте! Я знаю!
Ко мне обернулись три лица: бронзовое Уймино, бледное Принца-саламандры, желтоватое Мастер-Генерала.
— Я знаю! — я упала на живот между людоедом и принцем. — У нас есть войско. Мы победим!
Мастер-Генерал приподнялся на локте. В его блеклых голубых глазах появился интерес:
— Из этой бестии получился бы неплохой воин, если бы ей посчастливилось родиться мальчишкой.
— Выкладывай, — велел Уйма, ноздри его раздувались. — Но, если это ерунда, если ты орёшь понапрасну… выпорю своими руками. Не посмотрю, что маг.
Вечером Уйма с Максимилианом прогулялись в ближайшую деревню и раздобыли несколько необходимых нам вещей. Не штурмовать же замок голыми?
Глава 23
Штурм
Утром мы дождались, пока стражники откроют ворота, и двинулись по торговой дороге к базару. Вид у нас был по возможности мирный: впереди шагал Уйма, одетый по-крестьянски, с топором на одном плече и вязанкой дров на другом. Мастер-Генерал, облачённый в плащ с капюшоном, шагал за ним и вёл на верёвке меня с Максимилианом. Оказывается, в этих краях торговля детьми была таким обычным делом, что никто не мог вызвать меньше подозрений, чем мирный купец, ведущий на базар мальчика и девочку.
Замыкал шествие Принц-саламандра. Поверх чешуйчатого трико он натянул полотняную куртку и штаны да ещё завернулся в одеяло, потому что постоянно мёрз.
Он шёл и оглядывался назад. По-моему, слишком часто оглядывался. Мне и самой всё время хотелось обернуться, я ступала как можно тише, вслушиваясь в звуки за нашими спинами. Ветер? Трава шелестит? Мороз продирал по спине от этого шелеста. Казалось, вслед за нами идёт невидимый ужас, и там, где он проходит, трава поднимается дыбом.
На базаре ещё никого не было, большинство лавок стояли закрытые, сборщик податей ходил, позёвывая, и от нечего делать заглядывал под прилавки, не закатилась ли монетка. При виде нас он сунул ладони за пояс:
— Чужие? Новые? С чужаков удвоенная пошлина за место, грош за почин, два гроша за охрану!
Я потихоньку выпустила верёвку, которой только для виду были связаны мои руки. Максимилиан сделал то же самое. Принц-саламандра подступил ближе, в мою протянутую ладонь лёг тёплый посох Оберона.
— Помилуйте, — смирно сказал Уйма. — Мы ведь ещё и не выторговали ничего!
Я дрожала. Принц-саламандра сдавил моё плечо. Напрасно он решил, что я трусиха:
Максимилиан с отсутствующим видом глядел в небо.
— Расплатишься товаром, — сборщику податей очень не нравился людоед. — А будешь много говорить, наведу на тебя досмотрщика. Вон видишь, патруль идёт из замка?
Уйма почесал нос, вид у него был глупый:
— Патруль? Это как?
— Ты у меня договоришься, остолоп! А ну половину товара сюда, живо!
Уйма потоптался, соображая, чего от него хотят. Потом крякнул, снял вязанку с плеча и опустил на голову сборщику податей. Я зажмурилась.
— А-а-а! Патруль! Сюда!
Не знаю, кто кричал, но точно не сборщик. Тот повалился в пыль без единого слова. От замка в самом деле неслись вооружённые люди — трое с пиками, бородатые и удивлённые: на их памяти никто на этом базаре не осмеливался обидеть сборщика податей!
Я вскинула посох.
Уйма поднял над головой топор. Принц-саламандра и Мастер-Генерал ощетинились мясницкими ножами.
— Время, — сказал Уйма уголком рта.
— Братья! — сорванным голосом рявкнул Мастер-Генерал и сбросил с лица капюшон. — Наш час настал!
Стражники всё ещё бежали. Они не узнали Мастер-Генерала с первого взгляда, они не ждали увидеть его на базаре, в сером рваном плаще, в роли торговца детьми. Но через секунду им открылось кое-что другое.
Я видела, как вдруг исказилось лицо того, что бежал впереди. Как он резко затормозил, чуть не падая, словно перед ним вдруг открылся край обрыва. Двое других налетели на него, и он всё-таки упал, а пыль и мусор уже шевелились, уже явственно слышался шорох, и вот сплошной поток тёмно-красных лесных муравьёв захлестнул базар, затопил его и хлынул дальше, на замок, на тех, кто его защищал.
В воздухе завис противный кислый запах. Они собрались из ближних и дальних муравейников. Каждый из них был теперь солдатом, и место муравьиной королевы в их крохотном умишке занял Мастер-Генерал. Не заботясь о собственной жизни (да и что такое жизнь для муравья?), они спешили вперёд, туда, куда их вёл приказ, и передний край шевелящегося тёмного ковра вздымался волной — так хотелось воинам поскорее ворваться в замок.
Бегущие стражники повернули обратно. Их пики остались валяться в пыли и через мгновение скрылись под массой муравьиных тел. А тот, что упал, не успел подняться, его захлестнуло, я увидела перекошенное лицо, по которому бежали, путаясь в бороде, всё новые муравьи…
— Дайте приказ не добивать пленных! — я кричала, срываясь на визг. — Дайте приказ не добивать!
Муравьи неслись по стражнику, как по бревну или другому препятствию. Воя от ужаса, он сумел-таки подняться, покачнулся и снова упал, задавив своим телом сотни муравьёв, на место которых тут же навалились тысячи.
Орали люди на полупустом базаре. Карабкались на прилавки. Я обернулась к Мастер-Генералу.
— Арьергард! — рявкнул он, свирепо глядя на Уйму. — В атаку! Ура!
Уйма взревел и крутанул в воздухе своим топором. И, утопая по щиколотку в нашем войске, мы кинулись в атаку.