Случайная знакомая
Шрифт:
Я смотрю на подружек Инны и не понимаю. Все они неплохие девушки. Чертежницы, студентки, конторские работники. Среди них есть и комсомолки. Вокруг этих девушек тысячи интересных дел, а они целыми сутками торчат в театральном подъезде только затем, чтобы лишний раз поаплодировать Сержику.
— Это болезнь возраста, — сказала старшая из подруг Инны, когда все другие девушки, попрощавшись, вышли из комнаты. — Я сама была нисколько не лучше Инны. Не ходила в школу, позже убегала с работы в оперу. У меня в коллекции есть даже калоша с монограммой Сержика. А вот прошло три года — я стала умнеть. Теперь я
Ждать три года… Не много ли? Может быть, лечение можно провести и в более короткие сроки? В самом деле, а что, если комсомольскому комитету Большого театра собрать всех завсегдатаев театрального подъезда и объяснить им, что коллекционирование фотографий и калош никакого отношения к искусству не имеет, что это самая настоящая блажь, достойная истеричных гимназисток, а не советских девушек. А докладчиком на это собеседование можно бы пригласить такого авторитетного в театре человека, как Сержик. Кто-кто, а ведь он испытывает больше всего неудобств от чрезмерного обожания секты одержимых.
1951 г.
В «ЛИСТОК НАРОДНОГО КОНТРОЛЯ»
Туфли
Утром, когда до начала работы оставался всего час, Наталье Павловне стало плохо.
— Минуточку, — сказала она мужу и, чтобы не упасть, схватилась за косяк двери.
Муж, Василий Васильевич, подхватил жену, посадил ее на стул. Мужу было и жаль жену и досадно. У женщины серьезный недуг, ей прописан щадящий режим, а она, словно девочка-подросток, как только увлечется чем-нибудь, так сразу забывает о больном сердце. Вот вчера жена легла спать в одиннадцать вечера, а через час, в двенадцать, вскочила с постели и просидела за чертежной доской до четырех утра. Ей, видите ли, хорошая мысль пришла в голову! Правильно, мысль хорошая. Дом, который проектирует Наталья Павловна для нового района, получается занятным. И тем не менее Василию Васильевичу непонятно, почему хорошие мысли должны приходить в голову его жене не днем, в часы, отведенные для работы, а посреди ночи.
Сам Василий Васильевич любит в работе порядок, размеренность. Когда Василию Васильевичу встречаются люди неорганизованные, неаккуратные, те, которые живут и работают по настроению, он обычно говорит:
— Нет, бог миловал: я не из их шайки.
А Наталья Павловна, к сожалению, была из «их». У нее сердечный приступ, а она роется в сумочке, шарит по карманам халата — ищет лекарство.
Наталья Павловна страдает стенокардией второй год, поэтому Василий Васильевич знает, как вести себя во время приступа болезни. Он делает сначала все, что требуется правилами первой помощи. Дает лекарство, открывает окно, звонит в «неотложку». Потом начинает делать то, чего не требуют правила. Гладит жене руку, целует ее в голову.
В парадном раздается звонок. Приходит доктор.
— Доктор, больной плохо! Подойдите.
А доктор все еще роется в своем чемоданчике, ищет спички.
— Господи, куда же я сунула коробок?
Василий Васильевич зажигает газ, кипятит шприц, а доктор бежит к больной, прикладывает к ее груди трубку.
— Дышите! Не дышите!
Доктор выслушивает больное сердце, закрыв глаза, чтобы лучше сосредоточиться. Но вот глаза доктора открываются, и доктор видит на ногах больной туфли. Светло-бежевого цвета. На тонком высоком каблуке, с тонким длинным носком. И хотя доктор продолжает выслушивать больную, говорить ей те же слова: «Дышите! Не дышите!», думает теперь доктор уже не о больной, а о ее туфлях.
— Везет же людям!
Больная перестает дышать, спрашивает:
— Вы о чем, доктор? О моем сердце?
— Нет, о туфлях. Какие они миленькие!
Тут доктор вспоминает, куда и зачем она пришла, и ей становится неловко.
— Простите, ради бога, — говорит она больной. — Это я не нарочно. У меня сорвалось с языка. Как, прощаете?
— Да, — говорит больная и слабо улыбается.
И хотя сердце у Натальи Павловны болит и ноет по-прежнему, ей, однако, приятно, что доктору понравились ее новые туфли. Муж даже не заметил, не обратил внимания на них, а вот посторонний человек, доктор, одобрила ее вкус, выбор.
А посторонний человек, доктор, продолжает выслушивать больную. Она снова закрывает глаза, чтобы сосредоточить внимание только на больном сердце, но сосредоточиться доктору уже не удается. Доктор думает и о сердце больной и о ее новых туфлях одновременно.
— Это у вас давно? — спрашивает доктор.
— Что, туфли?
— Нет, стенокардия.
— Полтора года.
— Небось, и ноге удобно?
— Очень.
— Откройте рот.
Больная открывает рот. Доктор смотрит на язык, спрашивает:
— Сколько заплатили?
— Двадцать пять.
— Всего? — говорит доктор и начинает прощупывать у больной живот.
Сначала доктор обследует печень, потом ищет селезенку. Лицо доктора сосредоточивается, замирает. Доктор хочет что-то сказать и не решается. Больная настораживается:
«Неужели доктор нащупал в печени злокачественную опухоль?»
Больная пробует прочесть ответ на лице у доктора, а оно словно каменное.
— У меня что, рак? Да вы говорите, не бойтесь, — шепчет Наталья Павловна, и лоб ее покрывается холодным потом.
Доктор набирается сил и тоже почему-то шепотом спрашивает:
— А можно? Вы разрешите?
— Что?
— Примерить ваши туфли?
— Уф! — облегченно вздыхает больная и сбрасывает с правой ноги туфлю на пол.
Доктор тотчас бросает мять печень, надевает туфлю и идет от постели до двери. Обратно. И снова до двери.
В дверь просовывается голова Василия Васильевича.
— Шприц уже прокипятился.
Доктор говорит «Спасибо» и бежит на кухню: одна нога на каблучке, вторая — в чулке.