Случайные люди
Шрифт:
Я как сидела, так и не поднималась, пока сэр Эвин не предложил руку. Встала с трудом. Ноги были ватные. Мы пошли, и хотя сэр Эвин взвалил мешок себе на плечи, переставлять ноги было тяжело.
— Что значит — Лес может защитить? — спросила я, чтобы отвлечься. В беседах не замечаешь, сколько прошел километров, даже если ноги потом отвалятся.
— Это земля королевы Рихензы и ее предков. Земля всегда знает своего короля, потому что король назначен Четверыми наместником над территориями, а все в мире чтит волю Четверых. Лес… — сэр Эвин хмуро оглянулся,
Я хотела спросить "чего-чего?", но подобрала более приличный (хотя и менее точный) вариант:
— Что значит — лес живой?
Вспомнились здания, разваленные деревьями изнутри, наполненные, оплетенные растительностью. Словно лес накинулся и разметал, раздавил чуждое себе.
— Не знаю, — сказал сэр Эвин, и я сдержала вздох разочарования. — Мастер-распорядитель говорил так. Что Лес породило заклятье, и Лес живой. Не как жив обычный лес, а как-то по-другому. Леди, я не чародей. Мастер-распорядитель рассказывал Его Величеству, а я слушал. Это все не на мой ум.
Я поглядывала на него и вдруг заметила, что профиль у него мужественный, но не по-звериному мужественный, а так, в самый раз. Ух, какой. Меч на поясе, наконечник в руке — а умеет сказать "не на мой ум". Редко кто из мужчин это может. Знак того, что в черепушке что-то есть, не только рыцарский кодекс и приемы боя.
Сердце вновь спешило, и я гадала, только ли из-за того, что идем торопливо. Ух, какой.
— Сэр Эвин, — выговорила я, преодолевая смущение: имя звучало непривычно и неловко, — давайте сделаем привал. Вы теряете кровь. Да и я…
— Пустяки, — сказал он, потом все же остановился, спустил с плеч мешок. Я, морщась от боли в руке, зарылась: самая чистая тряпочка была та, в которую я завернула серьги. Флягу, к счастью, тоже носила я, вчера утром туда капнули настойки, чтобы пить было приятнее и безопаснее, поэтому сегодня я не побоялась полить прямо на рану, шипя, протереть вокруг. Не рана, так, царапина, но все равно больно!
Я устыдилась этих мыслей, потому что сэр Эвин тем временем буднично разрезал рукав ножом, оборвал, обнажил руку, из которой страшно торчало древко и край наконечника. Я, борясь с тошнотой, попросила его сесть. Это не ссадины и разбитый нос утешать, это тащить из плоти инородный предмет.
Сэр Эвин садиться отказался, подставил мне нож, я полила на него, рыцарь расширил рану острием, вывернул руку, взялся зубами за обломок древка. Дернул с рычанием. Я вздрогнула. Сэр Эвин плюнул наконечник под ноги, подставил руку. Я полила, чуть не расплескав все: напал тремор. Потянулась перевязать. У меня почти уже не текло, а тут вон что… Сэр Эвин перевязать мне не дал, но тряпочку забрал, погонял во рту слюну, влажно лизнул рану. Поморщился, лизнул снова, и уж тогда принялся наматывать ткань. Я помогла, завязала узелок. Сказала с тряским смешком:
— Забавно вы… первую помощь оказываете. Помогает?
— Это вы напомнили мне, леди, — сказал сэр Эвин. — В армии Его Величества, если рядом
— Ваши родичи?
Сэр Эвин насупился, на лицо словно наползла серая туча. Он оттолкнулся от дерева, наклонился надо мной. Я попыталась отползти по мху.
— Родичи с другой стороны, — сказал он, словно это должно было что-то прояснять. Опустился передо мною на колено, взял за локоть — я словно в клещи попала. Он спросил: — Вы позволите? Это поможет.
Я, обмирая внутри, кивнула. Это не может быть хуже, чем прижигание.
Сэр Эвин поднял мой локоть, наклонился к коже, я зачарованно следила, как он касается у раны губами, проводит языком. Обожгло, как горячей водой, я дернулась, но сэр Эвин держал крепко.
По телу прошла сладкая дрожь, я вспомнила не хватать воздух, а дышать носом. Волосы его щекотали по плечу, от слюны по ране щипало, но пробирало меня больше не от этого ощущения, — как антисептиком по свежеразодранному, — а от дыхания, влажных губ, от того, что он так близко.
Когда сэр Эвин меня отпустил, я отвернулась: лицо горело.
— Пойдемте, леди. — Он встал, придержав меч у бедра. — Враги все еще могут нас нагнать.
Я поднялась тоже, долго перешнуровывала ботинки, чтобы успел сойти румянец. Ух! И, главное, не люблю такой тип, их сложно долго выдерживать, но черт побери, как иногда тянет! Поглядывать томно и изгибать стан (главное, чтобы был — стан, а не спрятанные под здоровым жирком прямые и косые мышцы живота), давать себя спасать, а потом падать в объятия. В мускулистые руки с суровой мозолью от многолетних занятий с мечом. Чтобы я такая: ах! А он такой: моя леди. Бархатным глубоким голосом.
Голос у сэра Эвина был неприятный, с песком, когда он сказал:
— Вы невидимы для слуг Эбрара.
Я пожала плечами и продолжила думать о сильных руках, длинных ногах и том, как он должен смотреться в тонкой рубашке и легких штанах, когда партнер по тренировке на него нападает, а сэр Эвин ловко парирует, звенят клинки, играют мышцы, глаза сверкают, потому что человеку дай только в руки оружие, сразу глаза живые, потому что можно идти убивать себе подобных, а этого всегда очень хочется. Негуманно, но как красит некоторых мужчин, да и женщин! Визуально, напомнила я себе. Взглянула искоса.
— Вы с ними в сговоре? — спросил сэр Эвин.
— Конечно. Именно поэтому они хотели меня зарезать, — сказала я сквозь зубы. Плечо болело от каждого шага. — Именно поэтому я лезла на стрелы, чтобы в вас не натыкали больше, чем уже успели.
— Подозрительно, — сказал сэр Эвин. Руку на меч больше не клал. Я нашла в этом успокоение: а вдруг и не заколет, и ножнами, как Мастера, не отхлещет.
Кстати о последнем.
— Мастер говорил, что на мне нет печати жизни, — сказала я осторожно. Прибавила от себя, — потому что я родилась не здесь. Наверное, потому и не замечают. Я не волшебница, видите ли. Не разбираюсь.