Случайные люди
Шрифт:
— Вот уж нет. Сделайте свет.
Он зажег на пальцах огонек, повесил перед собой. Я присвистнула. Мастер закрыл глаза, уронил руки на колени. Я откупорила пузырек, намочила платок. Едва заметно запахло мятой и чаем.
— Прямо на повреждения или вокруг?
— Прямо так. Можете просто лить. — Мастер сплюнул кровью в сторону. — Выдохся, конечно.
Я осторожно промокнула ссадину ему на щеке. Придержала за подбородок, убрала кровь под носом. Свернула платок, коснулась краем разбитой губы. Мастер не издавал ни звука, только напрягался весь и втягивал воздух сквозь зубы.
Когда я занялась плечом, он
— Не могу без красивостей, вы правы. Первое правило магии творения: если делаешь что-то, делай это красиво. Особенно если живешь при дворе и обеспечиваешь быт знатных особ.
"Знатных особ" он выплюнул вместе с кровью, зло.
— Заметьте, я не спрашиваю, почему он вас так, — сказала я, дала ему платок. Он на секунду превратил его обратно в тряпочку, и снова сделал чистым — уже с другой вышивкой.
— А, вы видели, — хмыкнул Мастер, прижал локоть к ребрам. — Не думайте об Эвине дурно. Готефрет подобрал его когда-то, произвел в достоинство. По мне, так король заслужил все, что с ним сталось, и даже больше, но для Эвина… мда. Знаете, кому-то угнетатель, кому-то благодетель.
— Кому-то муж, — сказала я.
Мастер поднял бровь, поморщился, коснулся ссадины на лбу. Согласился:
— Кому-то муж. Знаете, за что его прозвали Добрым? Было восстание баронов. Кто не сдался, с того он снимал кожу, а потом вешал на площадях. Баронов, конечно, и их рыцарей — а наемников и ополчение просто закалывали. Так вот, он пощадил детей, только отобрал земли. Потому и добрый.
Я покачала головой. Какая мерзость.
Мастер вздохнул.
— Рихенза его очень любила, это правда. Ее привезли совсем девчонкой. Все время плакала. А потом как-то прижилась. Как саженец. Стала плодоносить, сразу принесла сыновей.
— Вы знали королеву девочкой… сколько же вам лет?
— Много, — усмехнулся Мастер, облизнул разбитую губу. — Много, леди, по меркам людей.
Я добралась до самой скверной раны, хорошо смочила платок. Нужно продолжать заговаривать зубы, чтоб не дергался.
— Вы не любите знать?
— А за что мне ее любить? — удивился Мастер. — По мне, так гори он огнем — и дворец, и двор, и весь Викерран.
— А как же ваш наставник?
— Вот уж он особенно! Старый осел и деспот, дряхлый никчемный хвастун. Тиран, маразматик…
Он заговорил на незнакомом языке, я понимала через два слова на третье, и каждое третье было ругательным. Пусть ругается, думала я, промакивая рану, так и боли незаметно.
Мастер, наконец, замолчал и весь сник. Утер под носом ребром ладони.
— Вы могли его испепелить парой жестов, — сказала я. — Эвина.
— Мог, — ответил он устало. — Ваша правда. Только никогда бы не стал. У меня к нему слабость. Дружили когда-то.
— Только дружили?
Рот я захлопнула уже после того, как вырвалось, а надо было до. И зачем я это сказала? Мало ли, кто на кого как смотрит, может, мне вообще почудилось. А даже если не почудилось — не мое это дело тридцать три раза.
— Знаете, как говорят, леди, — произнес Мастер, помолчав. — Не проси того, что требует от другого изменения его природы. Особенно если любишь. Я и не просил. Поэтому… да, только дружили.
Я постаралась скрыть смущение, с особой тщательностью протерла кровоподтек у лопатки.
— И все же, почему он так на вас взъярился? Только из-за того, что вы сказали
— Я покинул город, а не остался до конца. Несвободные не должны уходить прежде свободных. И не должны жить, если погибает господин. — Он усмехнулся. — Похоже, Эвин считает, что я мог спасти короля и столицу, но не сделал этого.
— А могли?
Мастер сорвал пучок травы, стал оттирать ладони. Наклонился вперед, подставляя мне спину.
— Бытует мнение, что боевой маг может выйти против армии и победить.
— Ну, это несправедливо. Вы ведь Мастер фейерверков.
— Да, — сказал он с непонятным выражением. — Я всего лишь Мастер фейерверков.
Он долго молчал, то ли задумался, то ли уснул, сидел неподвижно, один раз только повел плечами, когда я растерла ушиб поперек хребта.
— Были б там орки, — проговорил он невнятно. — Но там не только орки. Там кое-что похуже.
— Что?
— Там их любимый генерал, — выговорил Мастер едва слышно. Голова его клонилась на грудь, и я решила его не тормошить. Закрыла флакон, обернула платком, который по краям превращался уже обратно в тряпку.
— Вставайте-ка и пойдем, — сказала я, подала руку.
— Вы очень любезны, леди, — проговорил Мастер, с кряхтением встал. Разогнуться он не мог, так что был сейчас ниже меня ростом. — Я непозволительно много болтал. Вы отчего-то вызываете такое желание.
— Умею и люблю слушать.
— Это редкий талант, — сказал Мастер. Я дала ему локоть, и мы потихоньку пошли. — Благородный и щедрый.
Я поцеловала его в висок рядом с острым ухом. Мастер споткнулся, уставился на меня, потом, словно что-то про себя решив, прикрыл глаза, медленно кивнул. Улыбнулся на одну сторону, хотя было явно больно.
— Не думайте об Эвине дурно, — сказал он снова, когда запахло теплом.
Кто сказал, что я вообще о нем думаю, хмыкнула я про себя.
Сэр Эвин сидел у кострища и стругал палочку. Стружки падали на угли, занимались и быстро таяли. Мастер завернулся в плащ и спрятался на своем месте за сумками, а мне к своим простыням предстояло пройти мимо рыцаря. Он сверлил меня взглядом, и я готовилась было слать его к черту (соблюдая правила этикета, конечно), если станет предъявлять претензии.
Сэр Эвин подобрал длинные ноги, давая мне пройти, сказал совсем тихо:
— Благодарю вас.
Я почувствовала, что краснею, и это было еще более неловко, потому что я не поняла, отчего. Буркнула "всегда пожалуйста", юркнула на место.
Если состав выдохся, то каков он был только что сваренный? Утром, при свете солнца, Мастер выглядел далеко не так страшно, как ночью, хотя должно быть наоборот. Если не приглядываться, то почти и незаметно. Особенно если волосы зачесать эдак… Мастер подобной чушью, конечно, не занимался, и все всё увидели, но слова ему никто не сказал. С сэром Эвином они перебрасывались невинными фразами и даже шутили. Вот и пойми этих мужчин. Я шла слева от коня и королевы, Полла шла справа, а эти двое впереди. Сэр Эвин нашел куст с ягодами, оборвал, но дамам не предложил, заявив, что прекрасный пол должен беречь себя, а сильный — проводить на себе все испытания. Ягоды они сжевали с Мастером на пару, и я, слушая урчание в желудке, мстительно размышляла, какие они будут зеленые, когда их от даров природы неостановимо пронесет.