Случайные люди
Шрифт:
— Мы не должны были даже близко подходить к Тихому лесу, — сказал он. — Мы шли в другую сторону.
— Тогда как мы там оказались?
— Неизвестно, — сказал сэр Эвин. Почесал лоб. — Духи водят.
В сказках они заводят в болото или в пещеру дракона, подумала я, а нас — к разбойникам. Но победителям драконов полагаются сокровища и принцесса, а нам достались только карты и секстант. Чернильница еще, но ее оставили. И плащ. За плащ, конечно, спасибо.
— И что, куда нам идти?
Сэр Эвин показал вдоль тропы.
— Там —
Какое облегчение, он ориентируется на этой сумасшедшей местности, где духи могут завести совсем не туда, куда держишь путь.
Мы решили сначала дойти до источника воды, а потом уже устраиваться на ночлег. Воды все не попадалось и не попадалось, и мы шли уже под звездами. Над тропой висело высокое небо, манило и сверкало незнакомыми созвездиями. Слева, над верхушками деревьев, плыла розоватая туманность. Я засмотрелась и сошла на обочину, росяная трава холодно забила по ногам, когда сэр Эвин взял меня за локоть, вывел на тропу обратно.
— Вы ведь получили образование, леди? Вы говорите учено. Иногда.
Я моргнула, оторвалась от неба, попыталась разглядеть в сумерках выражение его лица. Опять допросы.
— Получила. Но занимаюсь не тем, чему меня учили.
— Все равно, — сказал сэр Эвин. — Помните астрологию?
— Астрологию? Нет.
— Как же, — сказал сэр Эвин недовольно, — чему же вы тогда обучались?
— Ну… — я замялась. Как ему объяснить экономику фирмы и финансы и кредит? — Письму и счету… э… ведению дел, в общем.
— Образованным считается человек, который умеет танцевать, играть на инструментах, слагать стихи и песни, а также владеет мечом, риторикой и знает астрологию.
— Вы умеете слагать стихи и песни? — спросила я.
— Нет, — буркнул сэр Эвин. — Я получил шпоры не по наследству, а по заслугам, и рос не в замке.
Про танцы спрашивать, наверное, не стоит.
— У нас изучают звезды в университетах, — сказала я. Слово "астрономия" язык произносить не захотел, и я сказала: — Специальные люди занимаются этим. Меряют расстояние до звезд и пытаются понять, из чего они состоят.
— Известно, из чего, — сказал рыцарь. — Это слезы, пот и кровь Отца Четверых. Красные — из крови, белые — из слез, желтые — из пота.
— А голубые?
— Голубые?
Про такие звезды рыцарь не знал. Из чего они состоят и чем отличаются от остальных, кроме цвета, я сказать наверняка не могла, и поэтому смолчала. "Голубые гиганты" — вот и все, что всплыло в голове.
— Я б спросил, что сулят нам звезды.
— Даже если бы я занималась астрологией, вряд ли смогла бы помочь. У нас совсем другие звезды.
— Другие, леди?
Я спохватилась.
— Светят по-другому над нашей землей. И знаки у нас не такие,
— Это Чаша смирения. — Он показал на другую сторону неба. — А вон там — Чаша гнева.
На чаши было не похоже, не похоже было даже на ковши, как Медведицы. Одно — какая-то мешанина, другое — пузатый таз, как тот, в каком бабушка засыпала сахаром ягоды на варенье.
Я поделилась наблюдениями с рыцарем. Он засмеялся, блеснули при луне хищные зубы.
— Я хотел быть звездочетом, — сказал он. — Когда был совсем юнец. А вот… не сложилось.
Одна из самых грустных на свете фраз — "Не сложилось". Вот так не дают человеку писать гороскопы — и он начинает резать людей. Пусть даже по приказу доброго короля.
Наконец, подошвы наши застучали не по утоптанной земле, а по доскам: мы вышли на мостик. Сэр Эвин сказал, что нужно сойти с дороги, чтобы не торчать на виду, и мы пошли вверх по течению ручейка. Я наконец-то вымыла голову, но без мыла получилось не то, и пахло теперь водой — и все равно гарью.
Сэр Эвин развалился под деревом, устроив меч поперек колен. Я устроила мешок, повернула его мягкой стороной вверх, легла, как на подушку, завернулась плотнее в плащ. Ручей тихонько журчал, листва колыхалась, а земля была теплая. Я прикрыла глаза и, сама не заметив, принялась слушать дыхание сэра Эвина. Оно было сильное, ровное.
— Вы не спите? — шепнула я.
— Отдыхайте, леди, я охраняю ваш покой.
Ах ты боже ж ты мой. Я усмехнулась. Охранитель и защитник. Ну что же, пусть посторожит.
Я поворочалась. Спать хотелось безумно, уставшие ноги гудели — а уснуть не получалось. Дурацкое состояние, когда ум не может успокоиться, и тело вместе с ним.
Я села, путаясь в плаще. Сэр Эвин уронил голову на грудь. Я прислушалась. Дыхание его стало неслышным. Я подобралась ближе, села рядом, прижавшись бедром к бедру. Сэр Эвин коротко поднял голову и тут же уронил снова. Я положила руку ему на бедро, около меча. Провела вверх и вниз. Чтобы коснуться щеки, пришлось приподняться. Я, осторожно опираясь на его плечо, извернулась, нашла губами сначала нос, а потом губы. От него пахло водой из ручья, железом и мужчиной. Тот особенный запах, который бывает на них от мужских дел. Кровью тоже чуть пахло. Я поцеловала снова.
Сэр Эвин трудно, словно боролся за каждое слово, проговорил что-то на незнакомом рычащем языке. Лицо его искривилось, голос дрогнул, слова перешли в неразборчивый стон. Я взяла его щеку в ладонь, укололась о щетину.
Рыцарь дернулся едва заметно, поднял голову. Я убрала руку.
— Леди? — спросил он сипло. Потер лицо. — Я…
— Вам что-то снилось, — сказала я. Запахнула плащ, взяла кинжал так, чтобы он торчал между полами. — Спите, я пригляжу за окрестностями. Потом толкану вас.