Слуга праха
Шрифт:
Я отвернулся, чтобы посмотреть на свое отражение в тонированных стеклах, ибо не был уверен, что увижу его.
За окнами царила волшебная тьма, разрываемая яркими огнями уличных фонарей. Словно во сне проплывали городские небоскребы.
И все-таки я увидел Азриэля, чисто выбритого и аккуратно причесанного. Брови над темными глазами чуть приподнялись, как всегда, когда он улыбался.
Я повернулся обратно к Грегори, подарив ему эту улыбку.
Сердце мое билось, и язык во рту свободно шевелился. Откинувшись на сиденье,
Грегори тяжело дышал, грудь его вздымалась и опускалась. Я заглянул ему в глаза.
Он был в восторге. Я не ощущал в нем ни малейшего напряжения: спину он держал прямо, явно не ожидая нападения, руки свободно лежали на коленях, глаза смотрели на меня, губы едва заметно кривились в улыбке.
«А ты смелый человек, Грегори, — сказал я. — Многие в подобной ситуации начинали заикаться, а то и вовсе сходили с ума».
«О, не сомневаюсь», — откликнулся он.
«Только, пожалуйста, не называй меня больше Служителем праха, — попросил я. — Мое имя Азриэль».
«Но почему твое имя произнесла она? — поинтересовался Грегори. — Почему именно это слово слетело с ее губ в „скорой помощи“? „Азриэль“, — прошептала она. Почему?»
«Потому что видела меня, — объяснил я. — Я стал свидетелем ее смерти. Она увидела меня и дважды позвала по имени. Это были ее последние слова».
Грегори откинулся на спинку и уставился куда-то поверх меня. Машина тем временем замедлила ход, похоже попав в пробку. Грегори медленно перевел взгляд на меня. Такого бесстрашия я не встречал прежде ни в одном человеке.
Неожиданно он поднял руки и задрожал. Но не от страха или потрясения, а от переполнявшего его восторга — безумного восторга, который он испытал еще при виде моего черепа.
Ему хотелось дотронуться до меня. Потерев руки, он уже потянулся ко мне, но отпрянул.
«Смелее, — подбодрил я его. — Я не против. Наоборот, я хочу, чтобы ты это сделал».
Я наклонился и молниеносно схватил его за правую руку. От удивления Грегори открыл рот, а я тем временем притянул его руку и провел ею сначала по своим волосам, потом по щеке и наконец приложил к груди.
«Чувствуешь, как бьется сердце? — спросил я. — А ведь его там нет. Со стороны кажется, будто я обыкновенный человек и у меня бьется сердце, но на самом деле все не так. Я тоже ощущаю твой пульс, и он частый. А еще ощущаю в тебе немалую силу».
Он попытался высвободить руку, но не очень настойчиво, так что я с легкостью воспрепятствовал ему и в свете проплывавших мимо фонарей принялся разглядывать его ладонь.
Машина двигалась медленно.
Внимательно рассмотрев линии на его ладони, я раскрыл свою и увидел точно такой же рисунок. Отличная работа! Ни один мой повелитель не добился бы большего успеха. Однако я понятия не имел, как читать эти линии.
И тут я совершил поступок, причину которого не могу себе объяснить.
Заглянув ему в глаза, я нашел, что они очень похожи на мои: большие, темные, обрамленные густыми ресницами. В молодости, когда я был жив, я страшно гордился такими ресницами.
Мне хотелось приникнуть к его губам, накрыть рот своим и запечатлеть на нем поцелуй, но это будет поцелуй врага, готового к убийству.
Я не мог припомнить случая, когда Служитель праха, общаясь со смертным, оказывался в подобной ситуации. Память не сохранила ничего похожего. Я восхищался Грегори, но полностью отдаться этому чувству мешала Эстер: ее лицо, ее губы, ее последние слова.
«А почему, собственно, ты не считаешь меня своим повелителем?» — спросил он с широкой, восторженной улыбкой.
Я выпустил его руку. Он неторопливо убрал ее и сцепил ладони, словно защищаясь от моих дальнейших посягательств. Держался он спокойно и хладнокровно.
«Ты знаешь, что я теперь твой повелитель. — Он говорил мягко, но уверенно и с любовью. — Отныне ты принадлежишь мне, Азриэль».
Я не ощущал в нем даже намека на страх. На самом деле то восторженное любопытство, в котором он пребывал, составляло суть его натуры. Именно эта черта его характера так раздражала многих, с кем он имел дело, в том числе и ребе. В том числе и меня. Ибо она странным образом трансформировалась в заносчивость и высокомерие.
«Так я не повелитель?» — снова задал он вопрос.
Я невозмутимо смотрел на него. Теперь я не испытывал к нему ненависти, мне просто хотелось лучше узнать этого человека, выяснить, действительно ли он виновен в смерти Эстер. А если нет?..
«Нет, Грегори, — ответил я. — Ты не мой повелитель. Однако мне известно далеко не все. Духам простительно знать невероятно много и в то же время крайне мало».
«Равно как и простым смертным, — с налетом грусти заметил Грегори и спросил: — А ты был когда-то человеком?»
Неожиданно меня охватил озноб. В глазах помутилось. Голоса людей, эхом отражавшиеся от кирпичных стен, доносились до меня как сквозь пелену. Я встряхнулся, чтобы прийти в себя.
Да, конечно, когда-то я был человеком. Ну и что с того?
В данный момент я находился здесь, в машине, рядом с ним. Процесс моего воплощения продолжался: утолщались кровеносные сосуды, укреплялись, накапливая соли и минералы, кости, теперь облеченные в плоть, на предплечьях и пальцах рук появились тонкие волоски, а на щеках четко обозначились контуры сбритой бороды.
И все это происходило исключительно по моей воле, ибо он не пел песен и не произносил заклинаний. Он даже не понимал, что творится. Он излучал лишь восторг и безоговорочную любовь.