Слуга праха
Шрифт:
Грегори задумался. Голоса тем временем стихли. Рыданий тоже не было слышно.
«Прислушайся к моему совету, — крепко взяв меня за локоть, наконец заговорил он. — Поговори сначала со мной. Давай сядем и побеседуем. Поверь, сейчас твои слова ничем ей не помогут».
Его предложение мне не понравилось, но я понимал, что нам необходимо поговорить с глазу на глаз, без свидетелей.
«Хорошо, — кивнул я. — Но потом я все же хочу повидаться с ней, утешить. Я хочу…»
Неожиданно все слова вылетели
Грегори с интересом наблюдал за мной.
В тускло освещенном вестибюле я увидел двух женщин в белых одеждах. Из-за плотно закрытой двери доносился хрипловатый и сердитый мужской голос.
«Ни в коем случае не показывай ей это, — предупредил меня Грегори, имея в виду шкатулку. — Не то она разволнуется еще больше. Но сначала иди за мной».
«Да, эта вещь любого удивит», — согласился я, вновь оглядывая шкатулку в своих руках.
Позолота начала кое-где отслаиваться.
И вновь головокружение. Печаль. Даже свет стал чуть иным.
«Прочь все сомнения, тревоги и страх перед неудачей», — прошептал я на языке, который Грегори не мог понять.
Я опять ощутил зловоние кипящей жидкости в клубах золотистого пара. Ты знаешь почему. Но тогда я этого не понимал. Я отвернулся и зажмурился, а потом вновь открыл глаза и перевел взгляд на окно в конце коридора, на видневшееся за ним ночное небо.
«Посмотри», — сказал я, сам не вполне понимая, что конкретно имею в виду.
Наверное, мне хотелось как-то сопоставить красоту неба с тем, что нас окружало, — с великолепием мрамора, с арочными сводами над головами, с пилястрами, обрамлявшими каждую дверь.
«Взгляни на звезды. Звезды…»
В доме наступила тишина. Грегори внимательно смотрел на меня, прислушиваясь к моему дыханию.
«Да, звезды…» — мечтательно произнес он.
Его блестящие темные глаза расширились, на губах вновь заиграла ласковая улыбка.
«Мы встретимся с ней чуть позже, — пообещал он, беря меня под руку и указывая на одну из дверей. — А теперь, думаю, пора в кабинет, поговорить наконец. Ты согласен?»
«Не знаю… — пробормотал я. — Она ведь все еще плачет?»
«Она будет плакать до конца жизни», — ответил Грегори.
Плечи его горестно опустились. Чувствовалось, что душа его разрывается от боли. Я позволил ему провести меня по коридору. Мне очень хотелось о многом узнать. Точнее, обо всем.
Поэтому я молча повиновался.
18
Итак, мы пошли по коридору. Грегори — чуть впереди, постукивая каблуками по мраморному полу, я — за ним, восхищаясь персиковыми стенными панелями. Мрамор на полу, кстати,
Миновав множество дверей, мы подошли к той, что была открыта и вела в комнату женщины.
Комната поражала своим убранством: кремовые тона, красный шелковый балдахин с фестонами над кроватью, белоснежный мраморный пол.
Но вся эта роскошь меркла перед красотой женщины, плакавшей на низком диване. На ней было красное платье из легкой переливающейся материи. Я увидел такие же, как у Эстер, огромные глаза со сверкающими белками и черные волосы, сильно тронутые сединой. Видимо, возраст давал о себе знать. Они густой волной струились по ее плечам. Вокруг женщины суетились сиделки. При виде нас одна из них поспешно прикрыла дверь.
Однако женщина успела выпрямиться и бросить взгляд в нашу сторону. Я заметил, что глаза ее мокры от слез. А еще я увидел, что она отнюдь не стара и, судя по всему, родила Эстер совсем юной.
Грегори шел вперед. Оглянувшись, он взял меня за руку и повел за собой. Его ладонь была гладкой и теплой.
Из-за дверей дальше по коридору доносились шепоты, но женского плача я больше не слышал.
Наконец мы пришли в великолепную полукруглую комнату с высоким куполообразным потолком. Вдоль прямой наружной стены тянулся ряд высоких французских окон, разделенных переплетами на двенадцать частей. Вогнутую стену за нашими спинами через равные интервалы прорезали одинаковые двери.
Это было потрясающе.
Но еще больше меня поразил вид из окон, за которыми царствовала вечная ночь. Вдалеке ровными рядами огней светились высокие башни. Присмотревшись, я увидел длинные вереницы совершенно одинаковых окон. Да, этот век весьма прагматичен и математически точен.
Голова моя кружилась от обилия информации.
Оказалось, что окна выходят вовсе не на реку, как я ожидал, а на большой, не освещенный ночью парк. Я ощутил запах травы и деревьев. Расстояние, отделявшее нас от земли, поражало. Далеко внизу все еще толпились люди, казавшиеся совсем крошечными, а среди них неловко метались конные полицейские, похожие на кавалеристов в горячке боя. Все это напоминало огромный муравейник.
Я обернулся.
Дверь за нашей спиной закрылась. Теперь я даже не мог сказать, в какую именно мы вошли. В памяти вновь возникла картина рыдающей женщины, однако я заставил себя вернуться к действительности.
В центре полукруглой стены возвышался огромный, холодный, больше похожий на алтарь камин, отделанный белым мрамором и украшенный барельефами с изображением львов. Над каминной полкой висело большое зеркало, в котором отражались окна.
Надо отметить, что отражения я видел повсюду, даже в оконных стеклах, словно все они тоже были зеркалами. Поразительная иллюзия.