Слуга праха
Шрифт:
В голове у меня помутилось и почти мгновенно пришло видение: длинная процессия, медленно ползущая по широкой улице, высокие стены, облицованные синим глазурованным кирпичом, аромат цветов, толпы приветственно машущих людей и ощущение ужасной печали, такое острое, что я едва не начал развоплощаться.
Машина вдруг показалась призрачной — значит, я покинул ее.
Новое воспоминание: я взмахиваю рукой и слышу в ответ восторженные крики.
Мой бог не смотрит в мою сторону, он плачет, повернувшись спиной к процессии.
Я тряхнул головой. Грегори Белкин пристально глядел
«Тебя что-то тревожит, дух, — заметил он. — Или процесс восстановления плоти столь болезнен?»
Я ухватился за ручку двери и уставился на отражение в стекле.
Это я заставил себя сохранить облик.
Машину затрясло на плохой дороге, мотор недовольно заурчал, но Грегори не обращал внимания. Яркий свет фонарей проникал в салон даже сквозь тонировку стекол, и я видел ликующее выражение, не сходившее с моложавого лица Грегори.
«Что ж, хорошо, — заговорил он, чуть приподняв брови. — Я не твой повелитель. Но тогда скажи, красавчик, — должен заметить, ты весьма симпатичный дух, — почему ты пришел ко мне?»
Он снова улыбнулся, обнажив зубы. Сияние золотого браслета на запястье и булавки на галстуке гипнотизировало. Надо признать, этот мужчина оказался необыкновенно хорош собой.
Повелители… Кем были мои повелители в прошлом? Исключительно стариками.
«Среди моих повелителей никогда не попадалось таких храбрецов, как ты, Грегори, — недолго думая заявил я. — Я, во всяком случае, не припомню. Впрочем, в памяти осталось далеко не все, что со мной происходило. Тем не менее тебя несомненно отличают мужество и обаяние. Но ты не мой повелитель. Я пришел по собственной воле, и у меня есть на то причины».
Мои слова явно доставили ему неизмеримое удовольствие.
Тело мое стало теплым, ступни — гибкими, одежда мягко касалась кожи. Я ощущал приятную уверенность в себе.
«Мне нравится, что ты не боишься меня, — сказал я. — Нравится, что ты с самого начала понимаешь, кто я. Но ты не мой повелитель. Я наблюдал за тобой и многое узнал».
«Неужели?»
Грегори даже не вздрогнул. Казалось, он пребывает едва ли не в экстазе.
«И что именно?»
Похоже, кроме меня его по-настоящему интересовал только один человек: он сам.
Я улыбнулся.
Этот человек умел быть счастливым. Умел наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях, как наслаждался и нынешней ситуацией. Ему еще не приходилось сталкиваться с чем-либо подобным, но он привык получать удовольствие от любых сюрпризов.
«Да. — Грегори широко улыбнулся. — Ты прав».
А ведь я не произнес ни слова. Значит, он прочел мои мысли? Интересно, что еще он отыскал в моем сознании?
Машина замедлила ход и остановилась.
Я обрадовался. Меня пугало его обаяние, равно как и то теплое чувство, которое я к нему испытывал. Странно, что, беседуя с ним, я обретал все большую силу, причем он не желал этого, а просто присутствовал рядом. Ведь его не было, когда умирала Эстер, а я был. И несмотря на то что он меня не видел, я сумел отомстить убийцам, у меня хватило сил покарать их, одного за другим.
Бросив взгляд за окно, я увидел огромную толпу, которая с воплями окружила машину и принялась раскачивать
Не обращая внимания, Грегори посмотрел на меня. А я вновь почувствовал головокружение, ибо эта толпа напомнила мне другую, давным-давно наблюдавшую за процессией. Я вновь увидел падающие с неба лепестки и людей, с простертыми руками стоящих на крышах, вновь вдохнул стойкий аромат благовоний.
Это сейчас, Джонатан, ты знаешь, какие картины выдала мне память, а тогда я этого не сознавал. Я был смущен. Впервые за долгое время я ощутил свое существование непрерывным, и мне не верилось. Наверное, я тысячи раз следовал указаниям Зурвана, но не понимал этого и ни разу не вспомнил о нем. Иначе почему я так стремился отомстить за смерть девочки? Почему презирал ребе за его безжалостное отношение ко мне? Почему зло, источаемое Грегори, так заворожило меня, что я до сих пор его не убил?
«Вот мы и приехали, Азриэль, — вкрадчиво произнес Грегори. — Это мой дом».
Его голос мгновенно вернул меня к действительности.
«Мы дома, — продолжил он и ленивым, усталым жестом указал на толпу, окружавшую машину. — Пусть эти люди тебя не пугают. Будь моим гостем».
Подняв голову, я увидел ряды освещенных окон.
Щелкнули замки в машине, кто-то услужливо распахнул дверь справа от меня, и я увидел проход под навесом. Веревки, закрепленные на медных стойках, удерживали многочисленную толпу. Люди в униформе отражали натиск особо настойчивых поклонников. Со всех сторон на нас были обращены телекамеры.
«А они тебя видят?» — заговорщицки, как будто мы были заодно, спросил Грегори.
Толпа жестами и криками приветствовала его появление. Я старался не обращать на них внимания, но это оказалось трудно.
«Смотри и делай выводы сам», — ответил я, взяв шкатулку и засовывая ее под мышку.
Ухватившись за ручку двери, я первым вышел из машины на яркий электрический свет. Оказавшись на тротуаре, я прижал шкатулку к груди и принялся изучать здание перед собой, такое высокое, что я не видел верхние этажи.
Куда бы я ни взглянул, со всех сторон на меня смотрели лица. Крики не прекращались. Люди приветствовали Грегори и требовали отомстить за Эстер. Их голоса сливались, и я не разбирал отдельные слова.
Меня окружили камеры и микрофоны. Какая-то женщина настойчиво спрашивала меня о чем-то, но говорила так быстро, что я не понимал. Толпа, состоявшая из людей самого разного возраста, напирала и едва не порвала веревочное ограждение, но люди в униформе быстро навели порядок.
От ярких ламп телевизионщиков исходил нестерпимый жар, жегший кожу. Я закрыл лицо, защищая глаза.
Как только Грегори, опираясь на руку шофера, вышел из машины, крики резко усилились, слились в оглушительный рев. Грегори встал рядом со мной и принялся отряхивать испачканное пыльной шкатулкой пальто.
«А они тебя и впрямь видят», — прошептал он, склонившись к моему уху.
Меня не оставляла слабость, крики на разных языках оглушали, однако я сумел справиться с унынием и грустью и смело взглянул в ярко освещенные лица людей.
«Грегори! Грегори! Грегори! — скандировали они. — Один Храм, один Бог, один разум!»