Служу Родине. Рассказы летчика
Шрифт:
— Куда ты, дядя Игнат! Подберём наших!
— Сейчас сами потонем! — ответил он зло. — Я думал, с вами моя жинка. Она с утра в Новгород-Северский поехала. Вот я её и ищу.
Игнат говорит и на нас не смотрит. Он с трудом гребёт против волны к кустам — они словно на воде росли.
Доплыли до кустов. Лодку захлестнуло. Стали тонуть. Схватились за ветки. Пробую достать дно — дна нет. Осмотрелся — кругом вода… До берега не доплыть, и думать нечего.
Нащупал сучок потолще и упёрся в него ногами — не то стою, не то вишу. Рядом Андрейка.
Куст
— Ребята, пропали мы! Тут глубина-а-а…
Никто из нас уже не кричал. Мы обессилели. Только Игнат, сидя на кусте, изредка выкрикивал:
— Караул! Караул!
Но и он затих.
Холод пронизывал. Я чувствовал, что коченею. В глазах потемнело, кружилась голова. Огромные волны обдавали меня, чуть не сбивая с куста. Мне казалось, что мы торчим здесь уже целый день. Сковывала странная дрёма. Но я держался крепко, руки словно приросли к веткам.
Я знал, что нас ждёт. Жаль было мать, отца, школу. Но почему-то страшно не было.
Не заметил, как впал в беспамятство, словно заснул. И вдруг мне показалось, будто что-то тяжёлое срывается с куста. Ветки дрогнули, и послышался всплеск воды.
Сквозь дрёму мне вспомнилось, как мать говорила, что когда замерзаешь, хочется спать, а если заснёшь — конец.
Стараюсь пересилить сон. Хочу крикнуть: «Ребята, Андрейка, держитесь, не спите!» Но голос не слушается. Свело губы.
— Спасите! — словно издалека слышу я крик Игната.
И вдруг до меня доносится голос брата Сашко:
— Ивась, держись!
С трудом открываю глаза. Вижу — рядом парусник и кто-то с него протягивает мне руки. Я подаю руку… и больше ничего не помню.
Очнулся я на печке. Полумрак. Лампочка завешена чем-то плотным. Верно, уже поздняя ночь. Все спят, а рядом со мной сидит мама и гладит меня по голове.
— Боюсь, не заболел бы ты, Ивась, — говорит она,
и, помолчав, добавляет дрожащим голосом — Трое утонуло.
В ту ночь я долго не мог уснуть, плакал. Всё мне мерещилось, как тонут ребята, как бушует вода и ломаются ветки на кусте под нами.
Больше всего мне было жаль Андрейку: это он упал с куста и утонул.
Мать не отходила от меня…
Теперь, много лет спустя, мне кажется, что тогда, на разлившейся Десне, мне впервые довелось испытать свою выносливость.
11. ИГРЫ
С малых лет мы увлекались простыми деревенскими играми. Сколько их было у нас! Они постепенно вырабатывали ловкость, силу, физическую выносливость, быстроту, осторожность, которые в будущем оказались так необходимы мне, лётчику.
Зима. Озёра затянулись льдом. С нетерпением ждёшь, когда он окрепнет. И наконец слышишь, кто-то из приятелей кричит:
— Айда, ребята, карусель строить!
Гурьбой бежим к озеру.
Забиваем посреди льда кол, на него насаживаем
Или вырубишь четырёхугольную льдину, оттолкнёшь, бросишься на неё с разбегу и мчишься по льду, пока не налетишь на берег.
Многие ребята катались на коньках. Мне отец коньков не покупал. Я с завистью глядел, как ловко и быстро ребята скользят по льду, и чуть не плакал с досады.
Решил смастерить коньки. Сделал деревянную колодку, подковал её проволокой и привязал к ноге.
Правда, на этих проволочных — «дротяных», как мы их называли — колодках можно было кататься лишь на одной ноге, но это меня мало смущало.
Летишь лихо. Одной ногой скользишь, а другой отталкиваешься. Быстроту такую развивал, что дух захватывало. Я так наловчился изготовлять эти дротяные колодки, что даже другим ребятам делал, выменивая на них карандаши, тетрадки, фантики от конфет.
Дома мне за коньки доставалось: обувка на одной ноге изнашивалась скорее. И отец запретил мне кататься. Только через несколько лет я сам заработал себе на коньки и часто вспоминал лихое катанье на колодке.
Лыжи мы делали сами. Разберём старую бочку и из доски мастерим лыжину. Ребята устраивали большие снежные горы — трамплины — и с них прыгали. Бывало так врежешься в сугроб, что еле выберешься.
Не меньше, чем волейбол, я любил старинную деревенскую игру «свинопас». В неё, вероятно, играли ещё наши предки. Она вырабатывает ловкость, сообразительность.
По кругу на лужайке вырывали ямки-«ярочки», а в середине ямку побольше — «масло». Каждый охранял свою «ярочку». «Свинопас» целился деревянным самодельным шаром в «масло». Надо было отбить шар палкой подальше от круга. Начиналась суматоха: и шар надо отбить и «ярочку» уберечь. Чуть отбежишь — её займёт «свинопас». Тогда сам становишься «свинопасом».
Не зеваю. Наношу удар по шару, слежу за движениями «свинопаса», но, случается, увлечёшься, не рассчитаешь — и «свинопас» захватит твоё место.
Поодаль от деревни, за холмами, — излюбленное место ребят: озеро Вспольное.
Летом оно зарастало очеретом и сытником. Мы были большие охотники до сладковатых побегов сытника. Пастух пригонял сюда скотину на водопой. На песчаных отмелях хорошо было загорать.
Мы любили устраивать соревнования в заплыве: кто скорее переплывёт озеро в оба конца. Со дна били холодные ключи. Плывёшь, а тебя обжигают ледяные струи, сводит руки. Пробуешь ногой дно; кажется, что никогда не доберёшься до берега, задохнёшься. Подплываешь, путаешься в стеблях кувшинок, цепляешься за них — ну, спасся! Чуть передохнёшь— и обратно. Только оглядываешься — не перегоняет ли кто?