Служу Советскому Союзу
Шрифт:
Страна в то время затаила дыхание. Уже начал ощущаться в воздухе запах толстого белого полярного лиса, который с широкой улыбкой вступил на территорию «бывшего СССР». По инерции люди ещё ходили на работу, улыбались, влюблялись, ждали свободы, но не догадывались, что вместо свободы их ждет «демократическое рабство».
Ведь мы ещё в школе учили, что демократия — власть народа. Вот только в Афинах, где это самое понятие возникло, это была власть свободного народа. То есть такого, которое имело рабов. Ведь в Афинах не было ни одного семейства, даже очень бедного, которое бы не
Да, были высокие слова, умные речи, высокопарные предложения и прочая словесная муть, которую ссали в уши с трибун «народные избранники». Нам вещали, что «краеугольными камнями демократии являются свобода собраний, ассоциаций, права собственности, а также свобода религии и слова, инклюзивность и равенство, гражданство, согласие управляемых, избирательные права, свобода от необоснованного лишения правительством права на жизнь и свободу, а также права меньшинств».
И с этими самыми красивыми речами надевали красивый ошейник с надписью «СВОБОДА». А советский народ поверил. Сам сунул голову и помог застегнуть. И со щелчком ошейника тут же посыпались конфликты…
Их как по команде запустили на территориях «освобожденных от СССР». Приднестровье, Таджикистан, Грузия, Абхазия, Южная Осетия, чуть позже Чечня…
Для тех, кто принимал в то время присягу, каждый день был игрой в русскую рулетку — в каком месте сложишь голову? Или повезет и поживешь на день больше?
Мне повезло… Может быть поэтому я с таким скептицизмом смотрел на то, что творилось в Украине в четырнадцатом году? Неужели одной прививки из девяностых было мало? Неужели снова удалось оболванить хищникам страну, чтобы снова склонили головы и подставили шеи под уже знакомый красивый ошейник?
Но, это всё лирика, до этого ещё жить и жить, а пока что…
Пока что мне предстояло принять присягу во второй раз. Я ещё помню, как во время «девяностых» был запущен звучный слоган «Офицеры дважды не присягают!» Вроде как те, кто был в СССР, не должны присягать Российской Федерации. Однако, если обратиться к той же истории, то после смерти императора, все без исключения воины присягали на верность новому императору.
И моя первая присяга отличалась от той, которую предстояло произнести сейчас. Сейчас мы её вызубрили наизусть. Даже могли произнести посреди ночи — так нас настраивал сержант Парамонов.
Пять новых курсов академии вывели во внутренний дворик казарм. Место для принятия присяги со вчерашнего дня тщательно расчищено — ни одной бумажки, ни одной голубиной пометки. Даже усадьбу Хитрова подновили и местами подкрасили, чтобы временные плюхи не бросались в глаза. Всё-таки должно быть торжественно, хоть и немного тесновато. Но, в тесноте, да не в обиде.
Чуть поодаль толпились родные и близкие. Я Мишке сказал по большому секрету, что после удара по башке в голове чуть сдвинулись воспоминания и теперь напрочь забыл — как выглядят родители. Он пообещал показать семейство Епифановых. Надеюсь, что сам не забудет от волнения о своём обещании.
И конечно же меня больше всего волновало, чтобы не спалиться на первом свидании. Как
Да, как оказалось — у меня есть младшая сестра. Галина Епифанова. Пятиклашка-отличница. Вот и вся информация. А ещё то, что у неё вечно торчат косички.
Эх, как же сейчас не хватает социальных сетей… Там бы я за вечер всё разузнал про того человека, в теле которого оказался, а так… Приходится косить под забывчивого дурачка и надеяться на то, что никто не спалит. Пока что обходилось. Но вот как будет дальше?
Ай, да где наша не пропадала? Прорвемся!
И вот встали мы в ряды. Начищенные кремом типа солидола сапоги пускали зайчиков. Над толпой витал запах одеколона «Шипр». Форма без малейшего пятнышка, о стрелки на штанах порезаться можно. Выданные из комнат хранения оружия АКМ пялились в небо черными стволами. У всех курсантов лица волевые, подтянутые.
А как же иначе? В этот момент нас могут сфотографировать — надо соответствовать моменту, чтобы потом, на черно-белых фотографиях демонстрировать всю сущность невероятной крутизны.
Торжественность звучала не только в душах, но и в духовых оркестра, который играл бравурный марш. Ребята из оркестра работали от души. Стройными звуковыми рядами нагнетали возвышенность на происходящее. Музыка настраивала на определенный лад.
Приехавшие на присягу родные пока что толпились за специально начерченной линией, чтобы не мешали при прохождения парадным шагом молодым курсантам. Уже после завершения торжественного мероприятия курсанты получат увольнительные и окажутся в заботливых родительских руках. Тогда в разинутые рты посыплются домашние пирожки и печености, а в распахнутые уши польются последние новости о том, что произошло в отсутствие молодых людей дома.
И родители будут гордо посматривать на прохожих, сидя рядом с сыном, мол, вот, смотрите, какого орла вырастили. Теперь настоящий защитник!
Но это будет потом. А сейчас…
Сейчас мы тянулись затылками в небо. Таращили глаза на начальника академии Авсеенко Владимира Лавровича, генерала-полковника инженерных войск. Возле него столпились ректоры факультетов. Тоже все гладко выбриты, наутюжены и совершенно точно наодеколонены.
— Вон твои стоят, — шепнул Мишка, толкнув меня локтем. — Видишь, возле пятого окна от арки?
Я бросил туда взгляд. Человек пятнадцать столпилось под пятым окном. И кто из них мои родители? Снова посетовал про себя на то, что нет сейчас социальных сетей, которые всё бы рассказали и показали…
— Конкретнее, — процедил я негромко.
— Дядя Валера в синем картузе. А тетя Маша в голубом платье… Ну что, вспомнил?
— Разговорчики, — шикнул на нас стоящий рядом сержант Парамонов.
Мы тут же заткнулись. Я же нашел глазами указанных людей и постарался как можно тщательнее запомнить невысокого мужчину и полненькую женщину. Запоминал, чтобы потом не потерять и не лохануться, если вдруг мать Семена кинется мне на шею. Девочки с торчащими косичками возле них не было. Наверное, не стали брать пятиклашку в такую длинную дорогу. Потом расскажут…