Шрифт:
Смех богов
Skiff- Апрель 2016г.
Странный сон, вырывает главного героя из повседневной жизни и заставляет окунуться в опасную
борьбу с неизвестным врагом.
Что же такое, товарищи, сон?
Сон - это отзвук прошедших времён,
Тайны из прошлого призрачный свет,
Гулкие зовы нездешних планет.
Замок янтарный на зыбком песке,
Линия жизни на хрупкой
Птицы незримой таинственный крик,
Заново прожитый сказочный миг.
Сны никогда не приходят к нам зря,
Вдруг откровение тайны даря.
К снам легкомысленно не относись:
Сон - это пропуск в небесную жизнь.
( Полина Николаева)
Пролог
В соседней горнице ещё горела лучина. Поздние гости разговаривали с наставником Богумилом. Никите не засыпалось. Он лежал на широкой лавке и вспоминал, как три лета назад попал к старому волхву. Отец Никиты ушёл к Марене давно. Рубили они с мужиками избу под склады торговые, там на него бревно и упало, так до смерти и задавило. Ну а мать уже потом, лет через несколько, стала после ледохода на Волхове, топляк ловить, простудилась, болела всю весну, а к лету и отошла. Несладко зажилось совсем ещё маленькому Никите. Да деваться было некуда. По хозяйству сам бы он не управился, родни дядек-тёток не было. Вот и стал на торгу побираться. Лето и осень кое- как прожил, а к зиме увидел его проходивший мимо волхв Богумил босого и голодного. Да и поманил за собой.
С тех пор вот уже три лета и жил Никита у волхва. Попервоначалу по хозяйству, да за огородом смотрел. А затем волхв и учить кое-чему стал. Как жертву богам принести, какая травка от какой хвори пригодна, как скотину пользовать или приворожить - отвадить кого.
Хорошо жилось у Богумила, тепло, сытно. Однако лениться он не давал. Сам без дела не сидел и Никите не позволял. А если все же заставал за ничегонеделаньем, злился очень, хоть боем и не бил, а по шее шибануть мог запросто. А уж гаркнуть зверски, это само собой. Но отходчив был, походит, походит, посопит в бороду, а после зовёт: " Эй, отрок, поди, сюда. Ты белец пойми. Жизнь она к праздности не создана, бежит, словно ручей быстрый. Что себе придумал, о чем грезишь, то прям сейчас и делай, а назавтра, глядишь и оборвёт Мара твою нить. И думки твои, так думками и останутся".
Голоса за простенком стали громче. Видать беседа в спор переходит.
– То. Что вы мост разметали, и камнемёт поверху поставили, то правильно.
– Говорил Аристарх.
– А вот зачем терем Добрыни разорили? Зачем его родню побили?
– А затем, чтоб забоялся пёс Владимиров, уважением к Новгороду проникся.
– кричал Угоняй.
– Дурень ты, Угоняй, коли не знаешь, что натворил.- С сожалением выговорил Аристарх.
– Это я дурень? Это ты, меня, новгородского тысяцкого дурнем лаешь?
Послышался скрип отодвигаемой лавки.
– А ну тихо!- Прорвался голос Богумила, властный и крепкий как удар киянки о клепало.
– Вы ещё поратайтесь у меня в избе.
– А никто не давал права купцам на воев хаять.- Пробубнил Угоняй.
– Прости тысяцкий,- покаялся Аристарх,- но только ты и взаправду не понимаешь, что за беду вы с товарищами накликали.
– А что здесь понимать?- Снова стал взвинчиваться Угоняй.
– Понимать вот что надо,- опять повысил голос Богумил.- что у Добрыни осталось? Дом сожгли. Родню к праотцам отправили и чем сердце его теперь "наполнено"? Ненавистью! Сейчас он каждый
– Уже тихо закончил Богумил.
– Да, ну... Придумал тоже, - Попытался возразить тысяцкий.- Духу у Добрыни не хватит, наш же он, Новгородский, поди, своих не обидит.
– Ага, как вы, свои, его не обидели.- Хмыкнул Богумил.
– Вот тебе и да ну...- Вздохнул Аристарх - и духу хватит и силёнок, чтоб неразумных наказать. А коли засомневается, так сотоварищи его, тот же Воробей Стоянович, да Путята ещё, "маслица подольют", не дадут гневу затихнуть.
Голоса становились тише, за стенами деревья перебирали листвой на ветру, от сруба пахло смолой, и Никита незаметно для себя соскользнул в сон.
– Отрок, просыпайся, давай, давай, вставай быстро.
Сон не отпускал. Мальчишка хотел повернуться на другой бок и, укрывшись рогожкой с головой снова нырнуть в тёмную тёплую безмятежность.
– Вставай тебе говорят, беда идёт.- И Богумил грубо толкнул Никиту в плечо.
Ученик волхва ничего, не понимая сел на лавке. Рогожка, служившая одеялом, сползла на пол, голым ногам стало зябко. От такой прохлады, сон начал уходить. Голова проясняться. Глаза, хоть с усилием, но открылись. Он по привычке глянул в оконце, пригожий ли день будет, стоит ли бострок одевать или в рубахе хорошо. За окном было темно. Солнце ещё не взошло, хотя со стороны Волхова небо чуть просветлело.
– Что случилось учитель, не утро ещё, или за травами до свету пойдём, чтоб до росы успеть?
– Лихо пришло, отрок. Путята с воями в Новгород ночью вошёл. Никто из стражей в нём татя не признал. Думалось земское ополчение с околицы подошло. А как опозналось, так поздно было.
– А смотрящие, что, прозевали?
– Смотрящие с другой стороны супротивника ждали, тока Путята, а может и сам Добрыня, хитрее оказались. Они с бойцами по Волхову дале спустились, пока тьма и морок над рекой, а ужо потом, с "Неревского" конца, откуда окромя нашего ополчения придти не мог никто, и вошли. Бунтарей сразу хватать стали. Угоняя с Аристархом, повязали. Десятников почитай, тоже всех. Ко мне мальчёнка прибег из крепости, с предупреждением, "Добрынина" сотня сюда направляется. Хорошо мы на "Гончаровском" живём, а то оба уже тоже опутаны были.
Во время всего торопливого разговора Никита не забывал одеваться. И что ему одеваться? Портки подпоясал вот и готово.
– А теперь внимай мои слова старательно, отрок.- Нахмурился Богумил, - десницу от третьей башни в городской стене есть лаз. Пролезешь насквозь и беги вниз по реке. Там бережком, через кустики, тихонько и подальше от города. И обратно в Новогород, пока враги не уйдут, не возвращайся. Наймись, в каком либо хуторе батрачить, да смутное время и пережди.
– А ты Богумил, что, со мной тикать не будешь?- Изумился Никита.
– Куда мне тикать? Стар я, не смогу уже тихо уйти.
– Ага, стар. По лесу, словно Лешак бродишь. Ни кустика не шелохнёшь. Ни с травинки росы не собьёшь.- Уличающе пробубнил ученик.
– Прав ты Никита, не в старости дело. Нельзя мне уходить. Здесь я нужен. Как обо мне народ думать будет? Ежели я, по дворам, да по торжищу ходил. Увещевал всех и каждого под Владимира не прогибаться. Богов своих не отвергать. Веру греческую отринуть. Вот, люд то подбил. А дымом запахло, первый и утёк? Каков же опосля, я волхв буду? Каков наставник?