Смех Циклопа
Шрифт:
– Наоборот, мне как раз становится интересно.
– Я вам расскажу, что там написано. Дарий работал как каторжный. Своими произведениями он сумел сгладить противоречия между целыми поколениями. Он искал и растил молодые таланты. Он не заботился о своем здоровье, потому что тратил все силы на помощь ближним. Он стремился к совершенству, его требовательность к себе граничила с одержимостью. И скорее всего, именно из-за этого стремления к совершенству он и умер на сцене.
– Вы не упоминаете в статье о деле Катрин Скалез?
–
– И что?
– Я предложила намекнуть на эту историю таким образом, чтобы не навлечь на себя неприятности с правосудием. Она мне ответила: «И речи быть не может о том, чтобы бросить тень на репутацию Дария, тем более что сейчас рассматривается вопрос о перенесении его праха в Пантеон».
Исидор медленно кивает.
– Ладно вам, Исидор! Мы давно знаем, что правду публиковать нельзя. Во всяком случае, в современной французской прессе. Да она, кстати, никому и не нужна, эта правда. Тенардье так и сказала: «Оклеветать Дария – значит потерять читателей».
– Что ж, по крайней мере, ее точка зрения понятна. А я люблю разоблачать обман, которым потчуют публику, если принадлежу к тем немногим, кто знает правду. Это утонченное удовольствие.
Исидор кладет журнал и подходит к бассейну. К бортику немедленно подплывают дельфины и акула. Он кормит их селедкой.
– Она сказала: «Дарий вселяет надежду в сотни тысяч молодых людей, живущих в нищих предместьях. Они хотят подражать ему. А вы собираетесь им рассказать, что это был циничный и пресыщенный человек, которого развлекала лишь смерть других комиков? Человек, который глубоко презирал зрителей? Нарцисс и наркоман, страдавший манией величия?»
– То же самое говорили и об аргентинском футболисте Диего Марадоне, который тоже, между прочим, был идолом молодежи. И ничего страшного не произошло. Он даже не потерял популярности.
– Публика не простит комику того, что простила футболисту.
Исидор продолжает кормить своих питомцев.
– Тенардье добавила: «Вы хотите бунта, мадемуазель Немрод? Положение в стране неустойчивое. По результатам опросов, большинство французов считает Циклопа прекрасным гражданином. Это как минимум двадцать миллионов человек. А вы хотите доказать, что они не могут отличить хорошего человека от подлеца!»
– Тенардье в чем-то права. Нельзя говорить мазохистам, что им нравится страдать. Нельзя говорить дуракам, что они дураки. Они обижаются.
Исидор возвращается к столу, берет журнал и читает первую попавшуюся фразу:
– «Дарий, великий артист, чей комический талант навсегда останется в памяти народа». Лукреция, вам не кажется, что вы перестарались? Зная истинное положение вещей, вы бы могли… Как бы это выразиться?.. Поумерить пыл.
– Когда выбраны заголовок и стиль подачи материала, правда становится не более чем вспомогательным элементом. Вы, так же как и я, знаете, что не это в статье главное. Так вы еще, чего доброго, станете меня обвинять
Исидор сочувствующе кивает. Лукреция начинает раздражаться.
– Увы, Исидор, но я все еще часть системы! Я должна зарабатывать на жизнь! Я вынуждена писать то, чего от меня требуют, а не… эту никому не нужную правду!
– Зачем же тогда искать ее с таким остервенением?
– Быть может, то, что действительно произошло в «Олимпии», оказалось для меня неожиданностью.
Исидор поворачивается к ней спиной и идет к холодильнику, чтобы достать оттуда большой кусок говядины для акулы Джорджа.
– Вы лукавите. Я, например, не сомневался, что все этим и закончится.
Раздосадованная Лукреция садится. Она берет в руки журнал, словно не желая, чтобы Исидор прочел статью целиком.
– А как ваш роман?
Исидор бросает мясо в воду. Акула открывает челюсти с двойным рядом острых зубов и рвет добычу на части.
– Он станет полной противоположностью вашей статье. Можно сказать, дополняющей противоположностью. Я расскажу все, как было, и мне никто не поверит. Но правда будет сказана. И я привлеку внимание людей к вопросу, который кажется незначительным, а на самом деле является основополагающим: «Почему мы смеемся?»
– И каков ответ?
Он идет к стереоустановке. Из динамиков звучит «Аквариум» из «Карнавала животных» Камиля Сен-Санса.
Исидор снимает одежду, надевает очки для плавания и ныряет в воду. Он играет с дельфинами. Акула Джордж притворяется, что ведет нелегкую борьбу с куском мяса.
Он бесит меня.
Лукреция тоже раздевается и, оставшись в трусиках и лифчике, прыгает в бассейн. Она подплывает к Исидору.
– Вы ведь успели заглянуть в «Шутку, Которая Убивает» до того, как я ее разорвала?
– Я увидел первую фразу.
– Ну, и на что была похожа голова дракона?
– Лучше я не буду вам говорить, это… слишком потрясет вас.
– Я хочу знать. Хотя бы первую фразу из трех. Без оксида азота и без двух других частей она не опасна.
– Не совсем так. Первая фраза производит очень сильное впечатление. Я даже боюсь вообразить, каковы вторая и третья.
– Вы издеваетесь надо мной, Исидор?
– Хорошо. Честно, я ее не сумел прочесть. И ее никто никогда не прочтет.
Как понять, когда он шутит, а когда серьезен? Может быть, он лжет? Боится за меня?
— Я навел справки, говорит Исидор. Катрин Скалез больше в Госпитале Помпиду не появлялась. Она исчезла.
– Она отомстила. И осталась безнаказанной.
К Лукреции подплывает Джон. Он подставляет девушке свой плавник, и она впервые получает возможность почувствовать, как приятно кататься на дельфине.
Какое наслаждение! Фантастика!