Смех под штыком
Шрифт:
— Командуйте группой около вас. Держитесь на месте. Вперед — ни на шаг. На кой чорт нам эта полсотня засевших? Нужно выгрузить трофеи. Поняли? Берегите патроны на случай контр-атаки белых.
Попалась ему лошаденка — оседлал ее, поскакал. По городу грохот подвод разносится: кто-то уж распорядился — вскачь несутся подводы, нагружаются. На базаре грузят хлеб. Из домов редкие выстрелы.
Выбежала, как под вихрем, девушка, глянула по сторонам, подбежала к Илье — подала розовый бумажный цветок.
Прискакал к складу — тысячи винтовок, горы ящиков патронных.
— Скорей выгружать! Закончить до вечера — иначе белые все отобьют!
Подлетают подводы, грузят — и вскачь, — в тыл. Грохот по городу. Редкая сонная перестрелка. Не чувствуют ли себя в дураках засевшие по домам белые?
Забежал в казначейство. Несколько зеленых штыками долбят несгораемую кассу. Весело бросил им:
— Работаете? Ну, старайтесь… Много выгребли? Дайте-ка я попробую… Не годится. Лом нужно. Беги ты, товарищ!
Вошел зеленый из пятой, Илья его знает, — приказывает:
— Сваливай ценности в мешок! Под твою и вашу, товарищи, ответственность!
Поскакал на фронт, снова раз’ясняет, удерживает разгоряченных.
Конный отряд скачет вокруг города, сторожит.
Цепь растянулась через весь город от моря до кустов. Откуда столько зеленых?
Ему сообщают тихо:
— Прорвался отряд человек в двадцать пять горами в тыл.
Он спрашивает, где поставить засаду. Отделил группу человек в двадцать, обращается к одному из них:
— Идите в засаду. Что узнаете — доложите. Я буду здесь или у пристани.
Группа зеленых возится с пулеметом-люисом; взяли у белых, а он испорчен. Илья пробует стрелять из него — не ладится. Отдал.
Снова поскакал в тыл. Наскочил на завхоза. Замотался он в шинели, пот по бороде ручьями льет. Он заприметил посреди бухты баржу, произвел разведку — мука! Белые, видно, ожидали нападения, отвели баржу от берега. Он ее выгружает.
Илья снова скачет. Выгрузка кипит. Грохочут подводы. Ну, и молодцы бородачи! Расцеловать бы их! Где такую дисциплину найдешь?
Сонная стрельба в цепи.
Илье сообщают, что идет в бухту пароход. Поскакал к пристани — бойцы уже залегли за каменным барьером, у берега моря; знают, что нужно делать: подпустить к пристани, выскочить, и со штыками наперевес — к нему.
Снова поскакал к цепи:
— Прекратить стрельбу: пароход идет в бухту. Человек двадцать — ко мне.
Одному из зеленых поручил:
— Вы поведете их на пристань, — и ускакал.
Пароход «Осторожный» уже пришвартовал. Зеленые хозяйничают. Тут и Иосиф. Он распоряжается, будто и родился начальником: приказания коротки, тверды. Парень с мешком ценностей — тут же, на скамейке. Сюда сносят с парохода ценности, документы, бросают
С парохода сняли 18 офицеров. У многих — ордена; шесть полковников. Они направлялись в Сочи провести мобилизацию, возглавить борьбу против зеленых, одеть, вооружить мобилизованных.
Заработали лебедки, начисто выгружается военное добро — шинели, новые винтовки, патроны, тюки мануфактуры… На пароходе — молоденькая красавица в черном, потрясена, неподвижна. Жизнь за нее отдал бы! Да подойди — свалится замертво от ужаса. Вот они — дикие, страшные люди-звери, которые живут в порах и питаются дичкой.
Женщина с маленькой девочкой умоляют Илью пощадить их отца и мужа. Кто он? Офицеры толпятся поодаль на пристани, им связывают руки, чтоб не разбежались. Девочка безутешно плачет:
— Дядя, отпусти моего папу: он хороший…
Чем может помочь им. Илья? Он — не только человек, он — начальник. Должен делать то, что приказывает долг, разум, но не сердце.
Девочка цепляется за полы его шинели, рыдает. Он успокаивает ее, гладит по головке, обещает… Он даже не спрашивает, о ком молит ребенок…
— Товарищ Илья! Тут две бочки керосину и бензилу! Брать?
— Все бери! Пригодится!
Напрасный вопрос. Их уже поднимают лебедкой.
Свистят пули… Стрельба со стороны кладбища. Неужели подкрепление белых? Илья посылает конного в разведку. Приказывает принести красный флаг.
— Это первая спьяну стреляет!
Развевается флаг, а пули свистят. Перебежками наступают солдаты. Навстречу им из города зеленые бегут — в них стреляют. Что за чертовщина? Неужели белые?
Свои. Пьяные вдрызг. Первая.
Пришел здоровенный дядя в английской шинели с деревянным кобуром маузера, болтающимся у колен. Морда красная. Илья смотрит на него вверх. Тот басит:
— Целый день отбивались от белых — прогнали. Они, гады, знали, что мы будем нападать. От вас убежало 24 человека с пулеметом…
— Не 24 бежало, а двести двадцать четыре!
— Ну, мы не видали их. А 24 взяли. Пулеметчик ихний теперь по «России» жарит: засели там, гады. Я сейчас пойду выбивать их.
— Да плюньте вы на них! Пусть сидят, не мешают выгружать. Трофей столько, что на всю войну нам хватит.
— Нет, я их возьму, — упрямо и непонимающе твердит тот.
— Но они же перебьют вас! Они же, как в крепости!
— Перебью гадов, душа из них вон!
— Имейте в виду: мы сейчас уходим из города. Уходите: и вы.
Но тот твердил свое — и Илья отошел от него: бесцельно говорить с пьяным: дурак-дураком.
Стихает грохот подвод. Вечереет. Илья уже забыл, что его никто не выбирал, — решительно распоряжается. Скачет к цепи, приказывает осторожно отступать к шоссе и уходить.