Смех под штыком
Шрифт:
Верить или не верить заметке? Напечатать в типографии все можно. Пошли дальше. Разведка — впереди. У станицы ее встретили посты. И пустить зеленых боязно, и не пустить грубо. Просят, чтобы командир их пожаловал к Пилюку.
Поскакал Илья с двумя конными к правлению. Привязали лошадей — вошли. Навстречу поднялся большой, смуглый получеркес в длинной бекеше. Представился: Пилюк. Бывший член рады. Представилось и несколько солидных кубанцев, все в бекешах, в шапочках.
Илья ждет пока выскажется Пилюк. Тот хриповатым голосом пожилого, много певшего «ридних» песен, начал,
— Шо воно выйде, може душу свою загоню чорту в пекло.
Илья легкомысленно вставил:
— Почему же? Мы деремся с Деникиным и чувствуем себя неплохо. Скорей закончим борьбу — лучше для Кубани будет. Какой смысл продолжать: белые в мешке. Горы в наших руках.
— А вы какой ориентации?
— Мы — Красная армия. Я — коммунист. Прислан из Советской России.
— Какой район или какие отряды вы представляете?
— Под моим командованием армия от Новороссийска до Туапсе, часть побережья еще не очищена. Регулярных бойцов у меня тысячи две; кроме этого — вооружено все население Черноморья. Каждая горная деревушка — неприступная крепость. А вы? — улыбнулся Илья.
— Со мной отряд человек в двести, но казаки каждый день подходят. Левые члены рады раз’ехались по Кубани поднимать восстания. Ожидаю членов рады — Савицкого, Малиновского и других.
Подошел пожилой кубанец, атаман станицы Убинской, обращается почтительно к Пилюку и Илье, просит пожаловать к нему на обед.
Илья вспомнил, что его зеленые стоят за станицей, и обратился к Пилюку:
— Где бы разместить мой отряд?
Пилюк засуетился:
— Да, да, как же, надо послать за ним.
А в двери стоит зеленый, широко улыбается:
— Вы не беспокойтесь: сами прошли, разместились.
Все добродушно рассмеялись тому, что простые люди без слов поняли друг друга и уже, можно оказать, побратались. Пошли, на окраину станицы к атаману. Дорогой к ним присоединился Иосиф. С Пилюком пошел молодой, светлорусый, бравый офицер в бекеше без погон и староста.
Пришли. Хозяйка поставила на стол графинчик с «горилкой» и жареную баранину и, пока она собирала им обед, хозяин разлил всем по рюмке. Пилюк взял одну:
— За мир…
Илья улыбнулся:
— С казаками.
Выпили. Слово за слово — и Илья незаметно прочитал им длинную лекцию о том, за что борются большевики.
Кубанцы внимательно слушали: видно, многое впервые узнавали, а Пилюк вставлял:
— У нас мало панов, в какую станицу ни заглянь — везде кооперация. Каждый казак сам трудится. Только к казаку нужно осторожно подходить: у него традиции сильные. Легко было сыграть на казацких чувствах генералам-деникинцам с его холопами: каждый казак знает, как щедро полита земля кубанская кровью его предков; многих заели комары в плавнях — зачахли от лихорадки. И когда казаку говорят, что у него отберут…
— Да не у него отберут, — у тех, кто других эксплоатирует, — чтобы построить новое общество, без угнетения, без
— Да, да, чтоб воссияло солнце правды…
— Так что ж, — снова улыбаясь проговорил Илья, — поняли друг друга, вместе будем выгонять Деникина?
— Да, да, — и вся компания поднялась, чтобы пожать друг другу руку.
Засиделись до вечера. Пришел казак, сообщил, что в правлении дожидается Пилюка гонец из рады с пакетом.
Пошли. Зеленые уже бродили по раскинувшейся станице, успев отдохнуть и подкормиться. Теперь они искали встреч с казачками: больно уж соскучились по ним. И те, видно, чуяли в них силу неисчерпанную, выходили на улицу показать себя и молодца приглядеть. А молодцы все здоровые, один к одному, не то, что пилюковцы с «Бусами» да бородами.
По улицам и негласные патрули зеленых без винтовок ходили.
В правлении Пилюк вскрыл пакет, прочитал и подал Илье:
— Малиновский пишет. Обещает прибыть.
Прочитал Илья письмо, полное романтики, заканчивавшееся фразой: «Да воссияет солнце правды над измученной Кубанью».
Пилюк написал в ответ, что он установил связь с Зеленой армией, что достигнуто соглашение о совместной борьбе, и звал членов рады, звал рядовых кубанцев повести отсюда борьбу с Деникиным. Дал прочитать Илье, запечатал письмо, передал гонцу.
— Скачи в Екатеринодар, передай в собственные руки. Нарвешься на казачьи посты в каком гарнизоне, скажи: с устным поручением важным скачешь, — чтоб не задерживали.
Казак молча спрятал пакет — вышел..
Какие они все пришибленные, словно беда с ними стряслась. Правда, восстание в Марьинской и Елизаветинской было жестоко подавлено Кубанским правительством: вешали, пороли жителей; но для бойца это ж не такая трагедия, чтобы ходить полусонным. Есть цель борьбы — быстро забудешь неудачу, подбодришься.
И здесь просидели зеленые целую неделю. Такое горячее время, а приходится заниматься разговорами, перепиской, борьбой с родимыми дезертирами.
От Пилюка скачут во все стороны гонцы, к нему скачут, а дело — ни с места. Воевать нужно! А они все дипломатией занимаются да песни поют, точно молодые ребята. Остро чувствуется, как сильно заражены эти вожди культом слова. Их два десятка на отряд в двести казаков. Они живут обособленной, панской жизнью, эти радикалы, и целыми днями занимаются разговорами, пением захватывающих могучих песен запорожцев да пересудами парламентских торжественных речей в раде.
— А он сказал…
Будто от того, что он влил в море слов еще одну струю, мир изменится.
Часто бывает в их «штабе» Илья, подолгу просиживает у них, слушает бесконечные разговоры, песни. А они, опьянившие себя романтикой, меланхолично-мечтательные, старые, «вусатые», а пара даже с оселедцами на бритых головах, живописно сидят в хате на полу, скамейках, сундуке, кровати, изображая собой уголок Запорожья. Иные ухитрились продырявить длинные палки с набалдашниками и курить через них табак. Это почему-то считается у них особенным шиком; на других какое-то демократическое тряпье, и лишь молодые офицеры выглядят естественно.