Смех сквозь слезы
Шрифт:
— Простите? — переспросила я, хотя уже поняла, о ком пойдет речь.
— Толя — это директор нашего театра, — любезно пояснила она. — Велиханов Анатолий Викторович. Мой старый друг и очень хороший человек.
Я не стала дальше задавать наводящих вопросов. Пусть сама продолжит. А то, что Плашкина сейчас разовьет эту тему, я знала наверняка. Так оно и произошло.
— Толя очень покладист. А тут вдруг такая история. Сами посудите, Женя. Что его настолько могло вывести из себя, что он уволил человека со скандалом? Таким Толю я никогда не видела,
— И чем вы это можете объяснить?
— Ничем. Я пыталась у него выяснить причину, но он не стал раскрывать ее. Впрочем, это его личное дело. Но, зная Анатолия уже много лет, смею предположить, что вряд ли в той ссоре с Ласточкиным не прав был он. Тем более я пару раз разговаривала с этим фотографом, и он мне не понравился. У него даже манера говорить какая-то неприятная. Как будто он пытается увидеть тебя насквозь, подловить на чем-то.
Что этим хотела сказать Ирина Юрьевна, мне было непонятно, но наседать на нее с расспросами я не стала. А она тут же перескочила на другую тему.
— Мне и жена-то его не нравится, — доверительно сообщила мне Плашкина. — Нет в ней актрисы. Только симпатичная внешность.
— За внешность и держите? — поинтересовалась я.
— Не только, — вздохнула она. — Аркадий Александрович, наш ведущий актер, убедил меня в том, что девушка обязательно проявит себя в скором времени. Он видит в ней какие-то профессиональные задатки. А Аркадий Александрович, скажу я вам, актер со стажем. И очень талантлив. Вы видели его работы?
— Пока только одну, — честно ответила я.
— Какую?
— Вчера. В «Ричарде III».
— Впечатляет, да? — просияла Ирина Юрьевна.
— Очень.
В этот момент в коридоре с мужскими гримерными раздались поспешные шаги, и в курилку буквально вбежал Жемчужный.
— Ирина Юрьевна! — воскликнул он, завидев Плашкину, и склонился в глубоком поклоне. — Рад приветствовать вас! Как самочувствие?
— Опять опаздываешь на выход? — вместо ответного приветствия сурово накинулась на него хозяйка театра.
— Виноват, — Костя повторил свой поклон, чем вызвал у меня улыбку.
— Смотри, Жемчужный, доиграешься, — Плашкина затушила сигарету в пепельнице и погрозила ему пальцем.
В проходе на сцену возникла вчерашняя тетка в розовом костюме и зашипела:
— Жемчужный!
— Бегу, бегу, — живо откликнулся Костя и устремился на сцену, бросив мне на ходу: — Женя, подожди меня здесь, я скоро.
— Не халтурь, — сказала ему в спину Плашкина, но затем, смягчившись, добавила уже для меня: — Если честно, это я просто перестраховываюсь. Он никогда не халтурит. Костя тоже очень сильный актер. Второй по величине в нашем театре. Только вот в жизни он несерьезный. Разгильдяй.
Я улыбнулась. Это мне было прекрасно известно.
Из динамика над нашими головами слышался раскатистый баритон Майорова, царившего в данный момент на сцене.
Спустя мгновение к его голосу добавился голос Жемчужного. Стало быть, он успел-таки на свой выход. Напрасно
Она поднялась с кресла и сказала:
— Пойду посмотрю на их дуэль, — и тут же пояснила: — Жемчужный и Майоров всегда соперничают на сцене. Стараются переиграть друг друга. Ино — гда это выглядит довольно забавно. Хотите взглянуть?
— Хочу.
Я двинулась вслед за ней за кулисы.
Костя и Аркадий Александрович находились на сцене вдвоем. Между ними шел какой-то спор. Ирина Юрьевна приблизилась к самому краю кулисы. Глаза ее горели. Я, к сожалению, ее восторга не разделяла. И вовсе не потому, что актеры плохо справлялись со своей профессиональной задачей. Тут я ровным счетом ничего не понимала, и мне нравилась игра каждого. Причина моего отрешенного настроения была в ином. В голове я мысленно прокручивала только что состоявшийся разговор с Плашкиной. Меня сильно заинтересовала персона директора театра «Крейзи» Велиханова Анатолия Викторовича. Что за ссора у него произошла с покойным Федором Ласточкиным? Чем она была мотивирована? Да и вообще, меня все больше и больше настораживало отношение окружающих к бывшему мужу Тимирбулатовой. Пока еще ни один человек не отозвался о нем доброжелательно. Все мнения сводились к тому, что Ласточкин был «гнусный», «скользкий», «гнилой», «неприятный».
Может, Велиханов прольет свет на личность этого фотографа? Хотя если он не стал ничего рассказывать своей близкой подруге Ирине, то с чего бы ему пуститься в откровения со мной?
Я отошла немного назад, не желая мешать Ирине Юрьевне. Кто-то взял меня за рукав и потянул в сторону. Это была Ольга.
— Я видела, ты успела познакомиться с Плашкиной? — сразу спросила она.
— Успела.
— И как она тебе?
— Нормальная женщина. Слегка избалованная богатой жизнью, а в остальном нормальная.
— Обо мне говорили? — Ольга замерла в ожидании ответа.
— Нет, — соврала я. К чему задевать ее тонкое актерское самолюбие.
— Она ненавидит меня.
— Думаешь, Плашкина хочет тебя убить? — улыбнулась я.
— Не смешно, Женя, — она не восприняла моего игривого тона. — Ты ведь сама понимаешь, что тут дело в другом. В моей карьере. Мне бы очень не хотелось потерять работу в «Крейзи».
— Приятно считать себя сумасшедшей?
Я всячески старалась вывести ее из депрессивного состояния. Поняв, что мои шутки на нее не действуют, я пошла другим путем. Сменой темы.
— Кстати, ты не говорила мне, Оля, что твой муж работал в этом театре.
— Вот видишь! — взвилась она. — А сказала, что с Плашкиной не было обо мне разговора.
— Не было. Я спросила ее о Федоре.
— Что она сказала о моем муже?
— О его ссоре с Велихановым. Ты об этом слышала?
— Конечно, — помрачнела она. — Я хотела приобщить Федю к искусству, к прекрасному, так сказать. Устроила его сюда, а он опять полез в бутылку.
— Что произошло?
— Откуда мне знать? Они с Анатолием Викторовичем не поладили, и тот выгнал Федора.