Смелые не умирают
Шрифт:
— Сеня! — крикнул Валя и сорвался с места.
Сеня увидел своего дружка, и в его темных глазах на минуту вспыхнули радостные искорки.
— Сеня, куда вас ведут? — встревоженно спросил Валя.
Но Сеня не ответил и заплакал. Абрам Сумерович узнал Валю и безнадежно махнул ему клетчатой кепкой, которую он мял в руках.
— Ты видишь, что они с нами делают? Они хотят нас убить…
Валя изумленно глядел на плакавшего Сеню и его отца. «Как убить? За что?» Валя положил руку на плечо товарища и пошел рядом. «Надо спасти Сеню, спасти», — напряженно думал он.
— Сеня, беги, слышишь? — горячо зашептал он на ухо другу. — Дойдем до переулка — ты беги!
— Пристрелят! — тоном обреченного
— Пусть стреляют! А вдруг промахнутся? Ты убежишь! Слышишь, Сеня, ну?
Сеня только покачал головой и крепче сжал руку отца. Сильный удар в спину отбросил Валю в сторону. Мальчик злобно посмотрел на пьяного полицейского, оттолкнувшего его. Опять этот продажный Болеслав Ковалевский! Увидев перед собой Валю, Болеслав смущенно улыбнулся, но в ту же минуту наглая усмешка искривила его лицо.
— Ну, иди, иди, нечего со скотиной общаться, — проговорил Болеслав и пошел дальше.
Обреченные люди медленно шли навстречу смерти. Валя следовал за ними по всей улице Ленина, то подбегая к Сене, то отставая от него, переходя с одного тротуара на другой. Когда толпа миновала крайние дома, Валя остановился, потом кинулся домой, к матери.
— Мама, мамочка! Сеню повели… их расстреливать будут!
Анна Никитична и Валя подошли к распахнутому окну. Отсюда они увидели, как людей завели в лес и остановили неподалеку от польского кладбища, на небольшой полянке, возле длинного широкого рва, выкопанного накануне. Из лесу доносились крики, плач, причитания. Солдат и полицейский кинулись к тесно сгрудившимся людям и силой подвели ко рву первую партию — изможденного старика, худую женщину с плачущим ребенком и молодую девушку. Солдат что-то сказал им, и старик стал раздеваться. Потом солдат ударил прикладом девушку, стоявшую в нерешительности. Она присела, сняла туфли, начала торопливо снимать платье. Только женщина с ребенком стояла, словно окаменев, и крепко прижимала к груди плачущего младенца. Солдат подвел старика и девушку к краю рва и бросился к женщине. Он что-то кричал, размахивал руками и вдруг, вырвав у женщины ребенка, поднял его над головой и бросил на дно рва. Женщина безумно закричала и кинулась ко рву. В ту же секунду простучала автоматная очередь.
Валя в ужасе отскочил от окна и бросился на кровать.
— Звери, гады, ой, мамочка, ребеночка… даже ребеночка! — стонал он.
Валя зарыл лицо в подушку, заткнул уши, но все-таки слышал крики и дробный стук автоматов, время от времени раздававшийся в лесу.
В лесу все смолкло, и солдаты, побросав в грузовик одежду и обувь расстрелянных, уехали в город. Временами Вале казалось, будто он различает голос Сени: «Валик! Прощай! Отомсти за нас!»
Мальчик долго не мог успокоиться.
«Ты не спишь, ты слышишь меня, Валя? — нашептывал внутренний голос. — Помнишь, ты сам облюбовал этот дом. Думал, что будешь здесь подальше от тех мерзостей, которые творят фашисты в городе? Если бы ты знал, что увидишь отсюда такое страшное злодеяние, то, наверное, убежал бы дальше, в лес? Нет, Валя, не прячься, не беги от горя, не затыкай уши, не закрывай глаза. Смотри на горе пристально, слушай и все запоминай! Час расплаты недалек. Пусть же в этот час в твоем сердце не останется жалости, не дрогнет рука! Ты слышишь меня, Валя?..»
К вечеру пришел Диденко.
— Дядя Степа, вы уже знаете? — кинулся к нему Валя.
— Знаю! Это только начало. Теперь будут расстреливать, пока не уничтожат всех.
— Дядя Степа, — решительно заявил Валя, — надоело мне патроны собирать. Дайте задание, чтоб опасное было…
— Патроны собирать — опасное дело, — спокойно ответил Диденко.
— Знаю! Я не про такое, а чтобы, ну… фашистам отомстить. А если не хотите, не надо, сам…
— Брось дурить! — строго предупредил Диденко и,
НАСТАЛО ВРЕМЯ
Время, о котором говорил Диденко, вскоре наступило.
Подпольщики уже не ограничивались саботажем мероприятий немецких властей, мелким вредительством на предприятиях, освобождением военнопленных и сбором боеприпасов. Теперь, с середины 1942 года, они перешли к смелым и крупным диверсиям в городе и особенно на железной дороге. Это было время летнего наступления гитлеровцев на Южном фронте. Потерпев крупное поражение зимой 1941 года под Москвой, они рвались теперь к Волге и на Кавказ, чтобы разрезать фронт и оторвать юг от центральных районов страны. На первых порах продвижение врагов к Сталинграду шло успешно. Но как дорого оно обходилось! Каждый метр земли, каждый природный рубеж давался ценой огромных потерь. Степь была усеяна трупами вражеских солдат и исковерканной, подбитой и сожженной техникой. А гитлеровское командование бросало в бой все новые и новые силы… Дни и ночи по рельсам стучали колеса. Через Шепетовский узел беспрерывно проходили эшелоны с солдатами, танками, орудиями, боеприпасами.
Подпольная организация во весь голос заявила о своем существовании. Начали действовать также диверсионные и партизанские группы, созданные в лесах из числа военнопленных и местных жителей, вооруженных и выведенных из Шепетовки и Славуты в окрестные леса Горбатюком, Диденко и Одухой. Взрыв, устроенный Одухой на переезде Кривин — Бадувка, прозвучал могучим сигналом. Диверсии и налеты следовали друг за другом. Среди ночи гитлеровцы и жители Шепетовки все чаще и чаще вскакивали с постелей, разбуженные страшным грохотом. Припадая к окнам, смотрели на зарево, полыхавшее в небе, и определяли:
— Лесосклад горит!
— Литейный взорвали!..
Оккупационные власти Шепетовки не на шутку встревожились. Каждый раз они убеждались, что им не удалось установить свой «орднунг» — новый немецкий порядок, не удалось покорить, подчинить себе население оккупированной Шепетовки. Здесь, где-то под боком у оккупантов, притаился умный и сильный противник. Невидимый сам, он все видит, знает и наносит свои удары обдуманно, наверняка.
Шеф шепетовской жандармерии обер-лейтенант Фриц Кениг потерял покой. После каждой диверсии начальник гестапо из города Старо-Константинов, которому подчинялся Кениг, потомственный немецкий граф Дитрих распекал его за ротозейство, грозился отправить со штрафной ротой на фронт, в сталинградское пекло, требовал непременно положить конец диверсиям, выловить и повесить всех подпольщиков. Обер-лейтенант, проклиная графа и партизан, лично выезжал к месту происшествия в надежде напасть на след подпольной организации. Но партизанам каждый раз удавалось скрыться. Тогда обер-лейтенант Кениг приказал хватать и расстреливать заложников, предавать огню целые хутора и села.
А невидимый противник, словно издеваясь над ним, продолжал наносить неожиданные и ощутимые удары.
Диденко уволился с сахарного завода и редко приходил к Котикам ночевать. Мало кто знал о его тайных делах, требовавших осторожности и огромного напряжения сил.
По предложению Горбатюка окружной подпольный комитет назначил Диденко руководителем подрывной работы партизанской разведки в Шепетовке.
На заседаниях Шепетовского подпольного комитета, у Горбатюка, обобщались сведения и донесения, поступавшие от подпольщиков, намечались новые диверсии. Многие из них Диденко возглавлял сам, для других привлекал проверенных людей. Немало поручений выпало и на долю ребят с улицы Ворошилова. Теперь они чаще бывали вместе. Каждый раздобыл себе пистолет, хранил в тайнике, известном ему одному, несколько гранат.