Смелые не умирают
Шрифт:
Советская Армия стремительно наступала.
В середине января отряд Лагутенко, в котором находился Витя Котик, пришел в Ровенскую область, уничтожил под Корецом банду бульбовцев и бандеровцев, вступил в родную область и остановился западнее Шепетовки, в Белотине.
Витя с несколькими партизанами расположился в хате на хуторе Спивак. Хозяин хаты, услышав фамилию Вити, внимательно посмотрел на него и спросил:
— Ты случаем не брат Вали?
— Точно. А вы что, знаете его?
— Как
— У вас гостили? Когда?
— На рождество. Мои ведь, и сын и дочь, тоже в партизанах, в их отряде. Под Новый год заглянул ко мне сын, а с ним командир их партизанский, Музалев Иван Алексеевич, ну и Валя ваш.
— А Валик?.. Он…
— Я ж говорю, и он с ними… Хороший хлопчик. А командир за ним, как за ребенком малым, ухаживал. «Он, — говорит, — жизнь мне спас».
— Музалев говорил?
— Ага. И то видать, только из госпиталя парнишка — бледный, худой.
— Куда же они ушли?
— Да разве я знаю? Пошли фашистов громить, а куда — не сказали.
«Значит, Валик где-то близко. Надо найти его», — радостно подумал Витя.
Спустя несколько дней отряд Лагутенко направился в Славуту, только что освобожденную Советской Армией. Здесь обосновался теперь штаб соединения.
Был солнечный январский день. Витя сидел на крыльце и смотрел на искрящийся снег, покрывавший черепичные крыши, когда в конце улицы затарахтел немецкий автобус с красным флажком на радиаторе.
Автобус пронесся мимо и остановился у штабного дома. Из машины выскочил высокий плечистый мужчина в кожаном пальто, с маузером на боку.
— Дядя Ваня! — крикнул Витя и сорвался с места.
Музалев обернулся на крик, взмахнул рукой, указал на автобус и скрылся в доме. Витя приблизился к автобусу.
— Витька!
— Валик? Ты?
Из автобуса выпрыгнул Валя. На нем были синий костюм, немецкий шерстяной свитер, ватный пиджак с меховым воротником. Братья крепко обнялись, долго тискали друг друга.
— Ты откуда взялся? — высвободившись из объятий, спросил Витя.
— А мы с Музалевым в штаб. Я у него адъютантом!
Ватник распахнулся, и на груди Вали блеснула медаль партизана Великой Отечественной войны II степени.
— Наградили?
— Ага! Сам Олексенко приколол. У нас знаешь какой отряд! Восемьсот человек! Нас, хлопцев, в комендантский взвод определили. Но мы больше в разведку ходим и на диверсии. Сколько эшелонов подорвали! Наш отряд девяносто крушений устроил! За три месяца!
— Про мамку ничего не знаешь? — спросил Витя.
— Знаю. Олексенко рассказывал, ее в Сумах в больницу положили, — голос Вали стал тихим, печальным, глаза задумчивыми, — говорит, бредила она. Все про нас с тобой и про папку вспоминала.
— Я? Был в группе дальнего действия… Линию фронта переходили, к своим. За оружием, боеприпасами ездили, — неохотно рассказывал Витя.
— Ой, Витька, как здорово! Опасно было? — с жаром спросил Валя.
— Еще бы! — отозвался Витя.
Он заметил в брате какую-то перемену. Теперь Валя не был таким подавленным и хмурым, как в Шепетовке. Все в нем горело, светилось, он стал шумным, порывистым.
Бегут, гады, — захлебываясь, говорил Валя, — достается им! Жарко стало! Шепетовку, говорят, наша армия окружила. Скоро возьмут.
— А куда вас теперь посылают? — осведомился Витя.
— Не знаю, вот вызвали Музалева, скажут…
В соседней хате отворилось окно, и в клубах пара появилась голова штабного повара.
— Валька! Ах ты, сорванец! Что же не зайдешь? Или забыл?
— Андрей Лукич! — обрадовался Валя.
Андрей Лукич усадил ребят, налил им горячих щей, дал по стакану вина. Валик взял стакан, поднялся и, волнуясь, сказал:
— Давай, Витя… Помнишь, когда папа уходил на войну, я обещал хорошо учиться… Только учиться нам не пришлось. Но все равно… Помнишь, в книге Островского слова такие: «Самое дорогое у человека — это жизнь…» Я их все время повторяю. Всегда, когда трудно, я про Павку Корчагина думаю. Вернется папа, мы ему про все расскажем. Мы с тобой не зря жили. Вместе с другими воевали. Давай выпьем за нашу победу!
— За нашу победу!
На улице настойчиво загудела машина. Валя высунулся в окно.
— Иду, дядя Ваня!
Братья торопливо обнялись, поцеловались. Валя схватил автомат, выбежал на улицу и, обернувшись, крикнул:
— Витька! Скоро увидимся!
Это была их последняя встреча…
Бойцы отдыхали.
Издали доносился гул орудий, но теперь к нему не прислушивались. Люди привыкли к этому гулу — где-то неподалеку отсюда проходила линия фронта, день и ночь Советская Армия вела наступательные бои.
Валик сидел с партизанами у небольшого лесного костра. Он вспомнил, что сегодня 11 февраля, ему исполнилось четырнадцать лет. В этот день Анна Никитична всегда пекла яблочный пирог. Приходили товарищи, пили чай, веселились. А вечером собирались приятели отца. «Наверное, и отец и мать вспоминают сейчас об этом», — подумал Валя и тихо запел:
Реве та стогне Днипр широкий…Бойцы подхватили песню, и она зазвучала мощно, сильно, широко. Мысли Вали перенеслись в Шепетовку, в их маленькую аккуратную комнату, в тесный круг семьи и гостей…