Смелые не умирают
Шрифт:
Заместитель начальника окружной полиции Примак во время перерыва сидел у себя дома. Он только что съел яичницу со шпигом, выпил стакан коньяку и разомлел. Пыхтя и отдуваясь, Примак пил вторую кружку горячего чая, когда без стука отворилась дверь. Вошел Степан Диденко. Примак недоумевающе посмотрел на него:
— Кто такой?
Вслед за Диденко один за другим молча появились Станислав Шверенберг, Михаил Петров, Гриша Матвеев. Примак поставил блюдце, испуганно спросил:
— Вы кто такие? Вам чего нужно?
— Не узнал? Я — Степка-косой, а это беглый немец Шверенберг…
Примак
— Пришли рассчитаться… — сурово продолжал Степан. — За измену Родине, за кровь наших людей, за смерть Горбатюка. Именем Советского Союза мы приговорили тебя к смертной казни. Исполняй, Гриша!
…Заперев дверь на замок, партизаны отправились на соседнюю улицу, где жил Нейман. Однако дома его не оказалось. Только это спасло изменника от суровой партизанской мести. Нейману оставили записку. Партизаны предупреждали, что он не уйдет от справедливой кары.
В городе снова начались массовые аресты…
Анна Никитична вышла с ведрами за водой. Во дворе увидела Кольчинского, бургомистра. Кольчинский разглядывал окна.
— Э, чья квартира? — спросил он у Анны Никитичны.
— Коммунальная. Здесь вот мы живем, Котики.
— Эге. Где муж?
— Репрессирован. Еще до войны. В Сибирь сослали, — соврала Анна Никитична.
— Тэк, тэк… А корова есть?
— Была, да забрали.
— Забрали? Эге! Приходи в понедельник, дадим другую. Получше твоей.
Вечером Анна Никитична рассказала об этом посещении Диденко и Шверенбергу. Она так копировала Кольчинского, что Диденко и Станислав смеялись, держась за животы. Анна Никитична поставила перед ними тарелку с вареным картофелем, нарезала хлеб, вскипятила чай. Оба с жадностью принялись за еду. Видно, весь день во рту ни крошки не было.
— Значит, корову обещал? — многозначительно спросил Степан. — Они вам другое приготовили, Анна Никитична. Завтра в десять утра должны арестовать. Сегодня суббота, выходной у них. А этого козла плешивого прислали вам очки втереть. Женя предупредила.
— Вас, Федоровичей и Трухан, — добавил Станислав. — Анну Павловну мы уже увели вчера.
Сбор был назначен утром, в глухом уголке городского парка. Витя с Валей чуть свет сбегали на лесозавод, забрали карабины и взрывчатку, снесли их в парк, спрятали и вернулись домой. Анна Никитична, как в первые дни войны, наспех связывала в узел самое необходимое.
В комнату вошел Тимоха Радчук. После истории с жильцами Анна Никитична сторонилась его, вела себя настороженно, но не подавала виду, что знает о его работе в жандармерии. Тимоха и сам редко наведывался к Котикам. Но сейчас, заглянув в открытое окно и увидев, что Анна Никитична укладывает вещи, Тимоха не утерпел и без стука вошел в комнату. Подозрительно осматривая ее, он спросил:
— Никак уезжать собираетесь, Анна Никитична?
— Куда мы поедем, Тимоха? Вот собрала одежонки старой, хочу мальчиков в село послать. Может, выменяют на зерно. В
— А-а-а… — протянул Тимоха, хотя его взгляд говорил: «Ври, ври, меня не обманешь!» — Такое время… одно слово, война. В селе, конечно, подхарчиться можно. Ну, пожелаю удачного мена. Хе-хе…
Тимоха ушел. Валя кинулся к окну. Он увидел, как Тимоха вышел из дому и торопливо направился к центру города.
— Побежал, легавый!
— Скорее, сыночки, пока он жандармов не привел.
Валя вытащил из-под половицы старые листовки. Что делать с ними?
— Давай… — и Витя прошептал что-то Вале на ухо.
— Вот здорово! — у Вали загорелись глаза. — Тащи клей!
В парке собрались Котики и вся семья Федоровичей: шестидесятилетний Григорий Николаевич, Ольга Павловна, Надя, Коля, Борис и двое малышей. Приехал на подводе Диденко. Малышей усадили на подводу и двинулись к станции, будто на поезд.
На станции стоял пассажирский поезд Киев — Львов. Беженцы обошли его и углубились в лес.
Жандармы опоздали. В пустой комнате Котиков свободно разгуливал ветер. На стенах вызывающе белели советские листовки.
ПУТЬ НА СЕВЕР
Диденко и Шверенберг привели беженцев в лес, под село Миньковцы, где располагалась разведывательная группа Лагутенко. Уходя на север, в Белоруссию, Одуха оставил Лагутенко с группой партизан для разводки и диверсий в районе Шепетовки. В тот же день Диденко вернулся обратно.
С приходом шепетовчан у Степана Сергеевича Лагутенко, комиссара разведывательного отряда Александра Платоновича Перепелицына и командира комендантского взвода Манилова прибавилось забот.
Пришлось строить несколько новых землянок, чтобы разместить в них женщин и детей, позаботиться об их безопасности, как-то добывать для них продовольствие. Во всех этих делах активное участие принимали Валя и Витя Котики и Борис Федорович, зачисленные в комендантский взвод.
Они поочередно ходили в дозор: забравшись с биноклем на дерево, стерегли подступы к тропинке, которая змейкой вилась в высоком густом кустарнике, и вела в расположение партизанской группы. Если смотреть на кустарник с земли, то ничего, кроме непроходимой стены зарослей, не увидишь. Только с высоты как на ладони видна петляющая из стороны в сторону тропинка; только отсюда можно заметить все, что происходит вокруг.
Вырядившись в лохмотья, ребята под видом нищих пробирались в соседние села, занятые немцами, тайком покупали у населения продукты.
В селе Цветоха располагалось много гитлеровцев, охранявших большой склад оружия и боеприпасов. Однажды партизаны ворвались в это село, без единого выстрела прикончили часовых, охранявших склад, нагрузили подводу оружием и патронами и взорвали склад.
Налет был совершен так неожиданно, что гитлеровцы опомнились не сразу.
Лагутенко, Шверенберг, Павлюк, Валя Котик и Коля Федорович, пропустив подводу, залегли у дороги и встретили преследователей огнем автоматов. Перестрелка длилась до тех пор, пока подвода благополучно доехала до лагеря. Только после этого Шверенберг приказал отходить.