Смелые не умирают
Шрифт:
…Началась эвакуация Шепетовки. На улице Карла Маркса грузили в машины мешки и ящики, жгли какие-то бумаги. Вывозили раненых из госпиталя.
Валик прибежал домой. Мать и Болеслав сидели на кухне.
— Мама, уходят все… А мы чего же?.. — беспокойно спросил он.
— Не знаю, как и быть, — озадаченно ответила Анна Никптична.
— Уходить вам надо, — мрачно произнес Болеслав. — Ваш муж в Красной Армии…
— А ты как решил? — поинтересовалась Анна Никитична.
— А чего мне? — хмуро улыбнулся Болеслав. — Мой отец репрессирован Советской властью…
— Вместе
Не знаю… Может, и я с вами.
Валик вошел в комнату, взял свой ящик и разложил на облезлой, потемневшей клеенке стола все нехитрое имущество — табели успеваемости и похвальные грамоты за пять классов, несколько книг, подаренных школой, письма отца, присланные из армии, фотографию Николая Островского, вырезанную из журнала и вставленную в ажурную фанерную рамку.
Скрипнула дверь. В комнату вошел Витя. За последние дни он похудел, осунулся. Подошел к брату, но Валя не оглянулся.
Он смотрел на фотографию: запрокинутая на подушке голова, высокий открытый лоб, впалые щеки, невидящие глаза; на груди орден Ленина. «Если бы он сейчас был жив…» — подумал Валя.
Невольно всплыли врезавшиеся в память слова из любимой книги: «Самое дорогое у человека — это жизнь…»
Валя еще ниже склонил голову. Слезы мешали ему смотреть.
— Перестань, Валик, — попытался Витя успокоить брата.
И вдруг, словно очнувшись, Валя выпрямился и торопливо стал развязывать галстук.
Витя удивленно наблюдал за ним.
— Снимай галстук! — скомандовал Валя.
— Зачем?
— Спрячем… Чтоб фашисты не трогали… А вернемся — все цело.
Витя покорно снял галстук. Валик аккуратно уложил в ящик книги, грамоты, галстуки. «Как закалялась сталь» засунул за пояс, но, поразмыслив, положил и ее в ящик. Мальчики зарыли ящик в дальнем углу сарая.
Потом Валя вернулся в комнату и заглянул под кровать. Оттуда сразу же выскочила белочка. Валя принес ее из лесу ранней весной, в первых числах апреля. Тельце и хвост зверька только начинали покрываться пухом. Валя очень привязался к белочке. И она привыкла к нему. Как только слышала его шаги, выбегала из-под кровати, прыгала на плечо и покусывала Валю за ухо. По утрам забиралась к нему на кровать. Валя кормил ее орехами, травой, сахаром, приучал есть кашу. Белочка мешала Вале заниматься, поэтому он прятал ее за пазуху, и белочка сидела там, теплая и пушистая, скребя коготками по рубахе. В последние дни мальчик совсем забыл о ней. Не до нее теперь было. И белочка, перепуганная далеким грохотом, притихла, забилась под кровать.
Валя решил выпустить белочку.
В лесу, близко подступавшем к последним домам улицы Ворошилова, Валя погладил зверька и посадил на ветку высокой сосны.
— Прыгай, пушинка! — крикнул он на прощание и быстро пошел к дому.
Ночью Валя долго не мог уснуть. В ночной тишине все отчетливее слышался грохот орудий.
Валя посмотрел на темный вырез окна.
Деревья в саду казались черными. Валя подумал о белочке: «Страшно ей, наверно. Привыкла дома жить», — и представил себе голодную белку, вздрагивающую
Рано утром, когда Витя (сегодня была его очередь) погнал на пастбище корову, Валя прихватил два куска сахара и отправился в лес, к высокой сосне.
— Белинька, белинька! — громко позвал он.
Но белки не было. Валя пошел дальше, надеясь, что белка узнает его, спрыгнет на плечо. И вдруг в глубине леса мальчик заметил четырех милиционеров. Он и сам не мог понять почему — машинально спрятался за ствол и стал за ними следить. Уж очень неожиданно было увидеть их здесь, в лесу. Да и странные какие-то. Воровато оглядываются по сторонам, а форма на них новенькая, необмятая. Валя смотрел во все глаза. Что они там делают? Склонились над бумагой, и один из них — видимо, старший — говорит и указывает в сторону города и Славутского шоссе.
«А вдруг?..» — мелькнула догадка.
Прячась за деревьями, Валя выбрался из лесу и во весь дух пустился бежать по улице Ленина. Из ворот больницы выходили несколько военных. Валя кинулся к ним:
— Там, в лесу… шпионы! Бежим, я покажу.
В лесу завязалась перестрелка. Один из «милиционеров» был убит. Трех остальных разоружили и связали. Они оказались немецкими парашютистами-десантниками, заброшенными в Шепетовку для порчи связи.
Едва Валя вошел в дом, Болеслав накинулся на него:
— Где тебя носит?
Анна Никитична и Витя вязали в узлы белье, одежду и самое необходимое из посуды. Узлы грузили на велосипед и корову.
Болеслав пошел с ними. Шли медленно, погоняя неторопливую корову. На закате, усталые и запыленные, подошли к Майдан-Вилле. Издали донесся рокот моторов, слева на дороге показалось облако пыли. Оно все росло, приближалось, нарастал и рокот.
— Немцы! — испуганно сказал Витя.
— Наперерез идут! — злобно процедил Болеслав.
Свернули на юг. Глубокой ночью пришли в село Березна. Постучали в крайнюю хату, попросились на ночлег.
С утра Анна Никитична и Болеслав ушли в сельсовет выяснять, куда идти дальше. Мальчики отправились на околицу пасти корову.
Вдруг они услышали тарахтение мотоциклов. К ним подъехали два гитлеровца в пестрых маскировочных халатах. Мотоциклисты что-то спрашивали про «руссишен зольдатен», по мальчики ничего не поняли. Витя только ответил:
— Сюда никто не шел.
Мотоциклисты посоветовались между собой и повернули обратно. Валя долго задумчиво смотрел им вслед.
— Валик!
— Чего?
— Я говорю, мотоциклисты эти — разведчики, наверное. Теперь жди, остальные прикатят.
— Пойдем-ка лучше, — безразлично махнул рукой Валя.
Анна Никитична встретила сыновей расстроенная. В сельсовете ничего определенного не могли сказать. Радио не работало. Одни говорили, что наши оставили Шепетовку, другие — что немцы обошли село Березну стороной, с востока.
— Сходить домой, — сказала Анна Никитична сыновьям, — узнать, как там. Кругом — немец. Куда нам деваться? Вот и Болеслав говорит: может, дом цел, вернемся в Шепетовку. Мы же им ничего не сделали. Как-нибудь проживем пока…