Смерч навстречу. Даром
Шрифт:
— Ладно, хорошо. Но мне сначала нужно машину прогреть. Тебе сейчас никак нельзя переохлаждаться.
Это она подождет. В сумке лежала дежурная прокладка. Но как ее приклеить к кальсонам?
— Паша, но мне правда нужны… трусы.
— О боже! Ну что за детские бредни внезапные! — Поляков поднял руку для эмоционального жеста.
— Они не детские.
Тут он снова уставился на сумку и медленно опустил руку. Судя по запылавшим ушам, Даша покраснела.
— У тебя месячные что ли? — дошло до него, и Даша покраснела еще сильнее. Приложила руки к щекам — точно. — Так бы и сказала. Тебе тампоны
Дарья закатила глаза и помотала головой. Ну и тема для высокоинтеллектуального диалога!
— Любой мужчина в моем возрасте — и даже твоем, - знает, что это такое, — скривил Павел губы, будто она сморозила какую-то глупость. А она вообще молчала! — Твое белье в ванной. Переоденешься, скажешь, что именно взять. Я пока оденусь.
Действительно, что для Полякова при его сверхпофигизме купить в магазине женские прокладки? Да как пописать сходить!
Дашины щеки продолжали пылать, а способность нормально соображать возвращалась. Конечно, на базе она повела себя как последняя идиотка. Но у этого хотя бы было рациональное физиологическое объяснение.
Когда Несветаева вышла из ванной, хозяин квартиры был уже одет.
— Еще зубную щетку, — попросила Даша. Во рту было гадко, будто в последний раз она чистила зубы в мезозое. Про запах она даже думать не хотела.
— Ну ты меня, конечно, напугала, — заявил Кощей. Это она его напугала! Снова! Такими темпами ей присвоят звание Самого Страшного Зверя Современности. — Выпороть бы тебя! Ложись, штаны снимай, — говорил он, отвернувшись к журнальному столику.
— З-зачем?
— Колоть тебя буду, «зачем». Вот кто тебя дома колоть будет?
— А вы умеете?
— Я даже капельницы ставить могу. И раны зашивать. Тебе ничего зашить не надо?
— Надеюсь, что нет. — Даша легла и приспустила белье. — А можно еще мою одежду привезти? — приборзела она. — Если мне самой домой нельзя. И ноутбук тоже.
— Ты болеешь, ясно? Тебе нужно лежать и поправляться!
— Да я уже почти здоровая! — и она снова зашлась кашлем. — Ой, а давно я так?
– Судя по состоянию рта, Дарья тут лежит не два часа. Солнечный свет за окном намекал, что сегодня не тот день, который она помнила последним. — А как же работа?! А мне никто не звонил?
— Даша, тебе кто только ни звонил! Я отключил звук. На работе предупредил, что ты заболела. Сильно. У тебя и справка есть. От скорой.
— Скорую-то зачем? А вы здесь как? Почему, в смысле? Не на работе, — дошла до Несветаевой следующая странность.
— А я перешел на дистанционный режим. Временно. Освободил место для переезда, чтобы Толяну было, куда вещи переносить. Переезд, знаешь, он требует хотя бы одного пустого помещения.
Поляков деловито потер ягодицу влажной ваткой, резким движением воткнул иглу и ввел лекарство.
— Пить будешь?
Даша помотала головой.
— Ладно. Я вернусь, ты поешь и выпьешь таблетки. Пока постарайся еще поспать. Если проголодаешься, все, что найдешь в холодильнике, на плите и в шкафах, можешь брать. Я за собой закроюсь. Пока.
И утопал.
Несветаева укрылась, создавая имитацию сна, дождалась, когда из прихожей раздался стук двери, и потянулась к сотовому. Провалялась она почти двое суток. Ничего себе ее приложило!
Дарья долистала журнал вызовов, убедилась, что перезванивать прямо сейчас никому не нужно, и легла в постель. Всего-то добрела до туалета и обратно, а вымоталась, будто слетала до Луны. Сейчас она только немножко отдохнет, а потом подумает.
Отдохнула она хорошо. Полноценно так отдохнула. Ее разбудил вернувшийся Павел с тарелкой каши.
— Вы же не любите овсянку, — припомнила ему Дарья, отбирая тарелку. Он, похоже, собирался кормить ее с ложечки.
— Ненавижу. Это все для тебя, — в его словах сквозила ехидца. — Но если хочешь, могу пожарить мясо.
От слов «мясо» и «пожарить» в желудке поднялась волна, хотя непонятно чего. Несветаева в последний раз ела вчера утром. А за окном было хорошо за полдень. К концу рабочего дня. Есть не хотелось, и каша казалась безвкусной, но Поляков был прав — поесть надо. Хотя бы чтобы принять таблетки.
Когда с трапезой было закончено, Даша удовлетворенно откинулась на подушку. Противовоспалительные сняли температуру, после брызганья стал немного дышать нос, хотя лило из него со страшной силой. Кашель немного притих, успокоенный теплой пищей. Жизнь налаживалась.
— Так что там у вас произошло? — все испортил Кощей.
Даша решила его проигнорировать.
— Тяжелков распорядился поднять записи из коридора, — уперто продолжил тему Поляков. — Видно, что Джабир идет по коридору, видит тебя, когда ты выходишь, заговаривает и толкает в номер. Ты можешь подать на него заявление в полицию.
— С ума сошел, что ли?!
Столкновение со спортсменом стало для Дарьи полной неожиданностью. Она слишком расслабилась. Непозволительно. Забыла, где она и зачем. Забыла, что за все хорошее в жизни нужно платить. Она так растерялась, что даже не трепыхнулась, когда ее втолкнули ее в номер. Страх сковал Дарью, словно паутина муху, и она увязала в ситуации все глубже и глубже. Ее словно оглушило. Она не слышала гадости, которые говорил Джабир, распаляясь. Не реагировала на его лапанья. Даже не пыталась найти выход. Намерения Терлоева были столь очевидны, что шансов вырваться без травм попросту не было. А Даша меньше всего хотела оказаться с каким-нибудь переломом нос. Или челюсти. Да даже руки. Она просто слишком отвыкла от боли. И не хотела в нее возвращаться. Никак. Даже на чуть-чуть. Она стала слабой рядом с Поляковым. Потеряла стержень. Превратилась в размазню.
Подумать только, она стояла и надеялась, что Поляков все же вернется! Вот-вот. Вдруг он что-нибудь забыл? Вдруг он придет и спасет? Боже, какие глупости. Кому она нужна? И когда Дарья уже смирилась с неизбежным, ворвался Кощей. И она стоит такая, чуть ли ноги не к Джабиру на плечи не забрасывает. Конечно, кому он поверит? Ей никогда никто не верил.
Сейчас больше всего Несветаеву ужасало отчаянье, которое она испытала в тот момент. Что сейчас Паша в ней разочаруется. И потом, когда Даша шла по холоду в надежде, что кто-то ее подхватит до города, в голове у нее крутилось именно это: она снова не оправдала надежд.