Смерч навстречу. Даром
Шрифт:
Приятным бонусом на фоне общего беспредела стал ночной эпизод Дашиного самоудовлетворения. Была у Полякова такая сексуальная фантазия. Однако бонус вышел с привкусом горечи. Неужели Кощей настолько по-мужски бездарен, что хуже Дашиной правой руки? Вот так он смотрел, мучился сомнениями и чувством стыда, но наяривал. Конечно, Дашина правая рука лучше. Еще лучше рот. А уж естественное для того отверстие — так прямо идеально. И чего ее не нравилось?
Если раньше ее отстраненность и таинственность Пашу заводила, то теперь бесила так, что он был на границе рукоприкладства. Разумеется,
В общем, запоздалый пубертат в чистом виде.
Только прыщиков на лице не хватало.
Из этого будоражащего транса Пашу вывел звонок Дашиной мамы. Кощей уже практически забыл о ее существовании. И не вспоминал бы. Насколько он сумел понять из разговора — Даша тоже. Забыла и не вспоминала бы. А вот некоего Николая Владимировича, который из абстрактного бывшего шефа Несветаевой с некоторых пор превратился во вполне конкретное Зло, Паша помнил. И испытывал огромную потребность в углублении знакомства. Желательно — погружением кулака в кости нижней челюсти. Или носовые пазухи. Главное — поглубже.
Ишь ты, скучает он. Разводиться намерен. Мужик, ты коней осади! Тебя здесь, стручок сифилитический, никто не ждет! Никто тебе не рад! Паша — совершенно точно.
Кощей не мог видеть реакцию Дарьи на разговор, поскольку дело было в кухне. Только слышать. Хоть вторую камеру там устанавливай. Только как теперь установишь? Нужно было делать дубликат ключей. Но кто же знал, что все так обернется? Только интонации и выразительное молчание выдавали Полякову, что именно в словах мамы вымораживало Дарью сильнее всего. Триггер находился где-то между «он скучает», «собрался разводиться» и «новый загородный дом». Паша уже ломал голову над тем, что из этого, как раздался звонок. Поляков едва успел выключить звук воспроизведения с камеры.
Даша его позвала.
Тогда, когда ей было плохо, она позвонила не сифилитическому стручку, а ему. Конечно, Паша рванул, забыв про клятвы и «ни-ни». От объяснений с ГИБДД Кощея спасло только то, что их пути не пересеклись. А штрафы с камер, может, еще прилетят.
Поляков всю дорогу думал, как начнет разговор. Им нужно поговорить в открытую. В смысле, Даше пора уже признаться в тех «чудесах», что происходят в ее жизни. Сколько можно играть в молчанку?
Но что-то пошло не так.
Потому что какие могут быть разговоры, когда Даша прямо с порога бросилась на него с поцелуями, будто ее год на голодном пайке держали? Паша здраво рассудил, что поговорить они еще успеют, а настрой у дам — дело тонкое, нужно пользоваться, пока есть.
Кощей быстро скинул в прихожей верхнюю одежду и унес Дарью на диван. От мысли, что сейчас он виртуально как бы наблюдает за этой жаркой сценой, заводило так,
…И тут обнаружилась проблема! Дарья категорически не хотела миссионерскую, выворачиваясь угрем. Паша взял себя в руки и почти спокойно поинтересовался, в чем проблема.
— Я некрасивая, когда кончаю, — неожиданно призналась Даша.
Это было настолько глупо, что Кощею потребовалась вся его воля, чтобы не рассмеяться от облегчения.
— Ты - самая красивая! Особенно во время оргазма. Я готов смотреть на тебя такую сколько угодно, хоть всю оставшуюся жизнь.
Он понапридумывал всякого. А она просто дурочка!
Потом, после жаркой любви, когда Дарья лежала у него на плече, прижимаясь к боку, Кощей думал, что поговорит, обязательно поговорит… Только чуть-чуть отдышится.
А потом они спасали забытую солянку. Она хоть и слегка подгорела, но была вполне себе ничего, когда Паша приправ и трав добавил. После ужина был еще один секс, сытый и нежный. Погружаясь в дрему после легкого душа, Паша думал, что они поговорят завтра.
Но когда «завтра» стало «сегодня», у Паши началось новое хождение по мукам.
Казалось бы, что может случиться с женщиной за ночь после офигительного секса? Поляков на практике убедился: что угодно! Вот она на тебя набрасывается, как тигрица в течке, а утром клеит на лицо резиновую улыбку и смотрит с тоской и жалостью, как на инвалида. Вот этого перехода Кощей вообще понять не мог. Ладно бы у него не встало. Или упало в полете. Нет. Все честь по чести. Все оргазмы розданы по списку. Однако Паша ощущал себя тяжелобольным родственником, которого боятся обидеть, потому что сколько ему осталось-то? Грех убогих расстраивать.
Нет, так-то Даша была безупречна. Завтрак ему приготовила с утра пораньше. Блинчиков напекла. Когда успела только? И разбудила вовремя, чтобы позавтракал. Поляков сначала принял это за хороший знак. Обрадовался, как идиот.
В первый раз у него екнуло, что что-то здесь не так, когда Даша безропотно согласилась ехать с ним на работу. Он ожидал сопротивления, наготовил аргументов… А она кивнула и полезла на переднее сидение. Потом столь же безропотно ждала возле кофейни, пока он возьмет кофе. Молча, ни слова не возразив. Странно же? Странно. Подозрительно.
Паша потребовал, чтобы она до обеда составила график его занятости по разным мероприятиям и встречам до конца месяца. Сделала. Позвал обедать в ресторан — поехала. После работы отымел у стола, как когда-то мечтал — дала.
Все удовольствие насмарку!
И даже согласилась поехать к нему после работы. С той же тоской во взгляде, проглядывающей из самого дальнего уголка души, и натянуто-приклеенной улыбочкой.
Что, черт возьми, происходит?!
Поляков сделал вид, что ему прилетело сообщение от делового партнера, и сказал, что сегодня не получится. Возможно, он позвонит позже. Лицо Дарьи впервые за день расслабилось.