Смерть цвета бейсик
Шрифт:
Больше всего это напоминало работу крановщика, водопроводчика или сварщика, удаленно управляющего работой робота. Для удобства и повышения безопасности вместо дисплеев в таких случаях используют контактные линзы. Я сперва удивился и только спустя несколько секунд понял, что великовозрастные балбесы дуются в онлайновую компьютерную игрушку, судя по отрывочным репликам и междометиям, имитирующую воздушный или космический бой.
Делать было совершенно нечего. Я из озорства попросился сразиться вместе, но они не отреагировали, только один невидяще посмотрел сквозь меня. Некоторое развлечение доставила столешница, наглухо приделанная в аквариуме.
Двери распахнулись, в зал зашли десятка полтора мужчин в форме и в строгих костюмах, они оживленно переговаривались между собой. С большинством из них я встречался уже на допросах. Телефоны мгновенно исчезли из рук охранников, теперь они стояли по сторонам двери и моей клетки с самым молодцеватым видом, старательно выкатив глаза. Позади вошедших блеснули очки Гриши Кетмана. Несколько мундиров и один костюм развернулись, негромко втолковывая охранникам что-то с моего места неразборчивое. Те перекрыли вход и выставили из зала Гришу, пухлого паренька из нашего юридического департамента, знаменитого адвоката по уголовным делам, партнера большой юридической компании, обслуживающей нас, еще каких-то смутно знакомых. В коридоре бурлила толпа, виднелись профессиональные камеры, кто-то пытался снимать поверх голов.
Мужчины заняли дальний от меня стол. Те, кому не хватило мест, расселись за загородкой, в первых двух рядах для зрителей. Стол покрылся компьютерами, коммуникаторами и кипами бумаг, извлеченных из портфелей. Поразительное бумажное море для одних только суток. Крохотная девчушка с черно-красным каре заняла место за секретарским столом напротив моей клетки. Барышня разложила дисплей, встроенный в ее стол, одновременно включился экран у меня, засветилось под бумагами у господ офицеров и зажгись два монитора в незанятом столе защиты. На дисплеях была Фемида с весами на фоне Андреевского флага, по низу золотом шло название суда. Я поводил пальцем, но дисплей то ли сломался, не выдержав многочисленных татуировок, то ли вообще не предполагал управления подсудимым.
Девица забавно и, как ей, наверное, казалось, незаметно вертелась, используя казенный компьютер вместо косметического зеркальца. Усмотрев незаметную неисправность, она огляделась, украдкой достала тушь и что-то быстро подправила.
Мужчины бурно готовились к заседанию. Сидевшие позади то и дело подбегали к занявшему стол начальству, водили, разъясняя, пальцами по бумагам и экранам планшетов. Включили огромный голографический экран, занявший в длину весь стол. Я мог разобрать только то, что он заполнен страницами с текстом, несколькими картами и странными схемами. Двое молодых рысцой подбежали к девушке. Получив консультацию, они скинули кителя, закатали рукава рубашек и принялись энергично закрывать сложную систему жалюзи на трех огромных окнах за спиной девицы. Здание было старинным, тут, наверное, судили еще народовольцев и петрашевцев, если не декабристов.
Деловитая компания мужчин,
Дисплей девицы слабо тренькнул, она поднялась:
— Встать, суд идет, — микрофона было не видно, но усиленный голос громыхал из невидимых динамиков.
Молодцы, возившиеся уже на последнем подоконнике, горохом ссыпались на пол и, на ходу приводя себя в порядок, бросились по местам. В зал вошел судья, моих лет мужчина, с точеным профилем римского патриция времен упадка. Он зашел не через высокую двухстворчатую дверь, охраняемую охламонами, любителями онлайн игр, а через неприметную дверку в торце зала.
Заняв место, судья начал бубнить положенную юридическую скороговорку:
— Я, судья Адмиралтейского районного суда города Санкт-Петербурга, Васильев Владимир Сулейманович…
Услышав это невозможное сочетание, я понял, почему его эффектная внешность показалась мне смутно знакомой. Именно он вел прошлогодний процесс вятских террористов и наркоторговцев. Яркая внешность, располагающее обаяние, хорошо поставленная интеллигентная речь, — отличный выбор для рекламы отечественного правосудия. С судьей мы встречались и прежде. Жаль, не у кого спросить, не нарушение ли это. Четырнадцать лет назад нынешний судья, а тогда то ли следователь, то ли дознаватель (никогда не понимал разницы), старательно вел мое дело. Исходя из выбора судьи, процесс планировали масштабным шоу.
— …постановление старшего следователя по особо важным делам при Статс-Секретаре Генерального Следственного комитета Российской Конфедерации тайного советника юридической службы Хламова Степана Сергеевича о возбуждении перед судом прошения об…
Даже выспавшись, даже без треснувших ребер, выбитой руки и попорченных зубов, я бы все равно не сумел до конца вникнуть в эти длинные периоды.
— …предусмотренные частью второй статьи сто пятой уголовного кодекса Российской Конфедерации, а также частью третьей статьи двести…
Насколько мне удалось понять, сегодня речь шла о мере пресечения, что превращало слушание в чистую формальность. Конечно, с такими обвинениями меня не могут выпустить под залог или подписку.
— Подозреваемый, есть ли у вас жалобы или ходатайства к суду?
— Да, есть.
— Встань, придурок, — зашипел один из конвоиров, конопатый и курносый паренек.
— Есть, ваша честь, — я поднялся, боль полыхнула в левом колене. — Я прошу допустить к слушаниям моего адвоката, Кетмана Григория Львовича, он сейчас в здании суда, прямо за дверью.
— Возражаю! — поднялся незнакомый мне мундир. Он был заметно толще и старше остальных, в кителе, щедрее покрытом золотом. Новые мундиры вообще, а прокурорские особенно, были нелепо разукрашены чуть ли не эполетами с аксельбантами.
Мундир с судьей обменялись потоками статей, частей и подпунктов. Они не перебивали друг друга, вступая когда второй замолкал. Это походил на сотое или тысячное представление дурно поставленного спектакля провинциального театра, да, собственно, им и было. Актеры просто проговаривали необходимые реплики, торопясь в пивную. Сказанное адресовалось не друг другу и не мне, конечно, а исключительно протоколу.