Смерть докторши
Шрифт:
В два часа в Ваагхофе состоялось очередное совещание. Хункелер прихватил в кафетерии сандвич с салями, маслом и колечками репчатого лука. Занял свое место и с аппетитом приступил к еде. Но куснул слишком уж энергично, кусочек масла упал на стол, и Сутер едва не испепелил комиссара взглядом. Правда, возмущаться вслух он не рискнул, потому что д-р Рюинер тоже ел сандвич.
Удалось установить следующие факты.
Рюинер.Смерть г-жи Эрни наступила вскоре после 21 часа. Орудие убийства, вероятно,
Де Виль.Защитное жалюзи подняли предположительно опять-таки вскоре после девяти вечера. Установить точное время не представляется возможным. Зато не подлежит сомнению, что окно открыли изнутри и разбили ударом по наружной стороне. Видимо, еще при опущенном жалюзи, чтобы никто не услышал. Предположительно, жалюзи было поднято лишь после этого. Шкафчик с ядовитыми препаратами преступник обыскал небрежно. Кой-какие наркотические вещества отсутствуют, но кой-какие остались на месте. Тут преступник явно действовал весьма неряшливо. Иных заметных следов не обнаружено. Отпечатков пальцев немного, поскольку г-жа Рамирес, делавшая в субботу вечером уборку, тщательно стерла пыль. Найденные отпечатки, разумеется, зафиксированы и пройдут самую тщательную проверку.
Мадёрен.Все те, кто более-менее регулярно тусовался на игровой площадке, известны поименно. Имеется соответствующий список. С дилерами оказалось посложнее. Хотя некоторых опросили и лаже маленько поприжали. Но они упорно твердит, что знать ничего не знают. Вдобавок в среде наркоторговцев вообще трудно ориентироваться, поскольку там постоянно задействуются новые силы. Но список и здесь имеется, хоть и неполный.
Халлер.Подготовлены списки обитателей интерната для престарелых и пациентов д-ра Эрни. Последние случаи смертей таковы. Берта Хильфикер, 28 июня. Причина смерти — паралич сердца вследствие слишком жаркой погоды. Регула Хеммерли, 10 июня, причина смерти — рак. Ханс Крауэр, 4 июня. Причина смерти — прободение кишечника. Что же до причин, побудивших г-жу Эрни прийти вечером в воскресенье на работу, то выяснить ничего не удалось.
Хункелер коротко доложил о своих визитах на Хундсбахерштрассе и на Тодтнауэрштрассе. Мадёрен возмутился: наркоманы — его епархия!
Сутер вкратце подытожил сообщения СМИ, особо подчеркнув, что базельская пресса, состоящая в общем-то из одной-единственной серьезной газеты, целиком и полностью на стороне прокуратуры. И спросил, нужно ли ему сообщить прессе о предположительном орудии убийства — разделочном ноже средних размеров, с лезвием шириной полтора сантиметра. Де Виль и Хункелер в один голос сказали «нет». На этом совещание закончилось.
Хункелер подошел к мусорной корзине, выбросил обертку от сандвича. И, схватив за рукав, остановил Луди, который направился было к выходу.
— Слушай, у меня тут есть одна проблема. Хотелось бы знать, сколько
— В свое время узнаешь, — отозвался Луди. — С этим все идет по закону, как положено.
— Нет, мне надо прямо сейчас.
— До завещания не добраться. Оно, скорей всего, лежит у нотариуса. А насчет капиталов я уже выяснил. Не вполне легально, разумеется, но дело того стоило. Если никому не разболтаешь, скажу.
Он ухмыльнулся, и Хункелер кивнул.
— Как минимум, три миллиона франков.
Хункелер прошел к себе, разложил на столе списки. Изучать их совершенно неохота, но, пожалуй, все-таки придется. Он взял в руки список умерших пациентов. Берте Хильфикер было 86, и жила она в интернате для престарелых. Хансу Крауэру, тоже обитателю интерната, было 78. Регула Хеммерли преподавала в гимназии, проживала в районе Брудерхольц, на Вахтельвег, 19, и скончалась в возрасте всего лишь 54 лет.
Он позвонил в кабинет д-ра Эрни. Трубку сняла г-жа Швааб.
— Вы не скажете, когда возвращается доктор Кнехт? — спросил комиссар.
— Сегодня вечером. Пора уж. Я ведь только и делаю, что выпроваживаю народ. Пациентов и журналистов. Даже с радио приходили. Ох и нахальные типы, сущие пиявки, никак от них не отвяжешься. Но я ничего им не говорю.
— А что бы вы могли им сказать?
— Ну, разное. Мало ли что я знаю.
— Что молодежь держит собаку впроголодь?
— Про собаку я сказала, потому что это никак не связано с убийством и вдобавок чистая правда.
— Нет, это клевета. А теперь не откажите в любезности позвать к телефону госпожу Цбинден.
Г-жа Швааб сердито фыркнула, но смолчала. Немного погодя в трубке послышался голос Рут Цбинден.
— Вы можете назвать мне имя нотариуса доктора Эрни?
— Да. Дольф Гербер, с Парадизхофштрассе.
— А не знаете, кто наследует госпоже Эрни?
— Догадываюсь. Но не скажу, потому что в точности не знаю.
— Я слыхал, она была богата.
— Да, очень. Ее родители владели мебельным магазином. И как единственный ребенок она унаследовала все состояние. А теперь такой вот кошмар.
Хункелер услышал, как она всхлипнула.
— Можно еще вопрос? Если не хотите, можете, конечно, не отвечать, вы не обязаны.
— Пожалуйста. Спрашивайте.
— Что, собственно, произошло с госпожой Хеммерли, которая скончалась три недели назад?
— Печальная история… — Рут Цбинден вздохнула. — Только вот не знаю, вправе ли я говорить об этом.
— Мы же все равно выясним.
— Нам не удалось обнаружить первичный очаг. Только метастазы.
— И где вы их обнаружили?
— В мозгу.
Комиссар достал из пачки сигарету, закурил. Но вкус почему-то был неприятный.
— А об окружении госпожи Хеммерли можете что-нибудь рассказать?
— Вправе ли я?
— Я прошу вас.
— Тайны из этого не делали, — помолчав, проговорила она, — так что, наверно, рассказать можно. Она жила вместе с подругой, госпожой Карин Мюллер, сестрой-анестезисткой из кантональной больницы.