Смерть докторши
Шрифт:
Он зашагал по берегу против течения, босые подошвы жгло огнем. Над Собором нависала тяжелая масса черных туч. Однако листья просвирника и осинок, росших в трещинах набережной стенки, замерли без движения.
Хункелер миновал пристань, возле которой стоял «Базлер дюбли» — прогулочный пароход для пенсионеров и туристов, ходивший вниз по реке до Камских шлюзов и вверх — до Райнфельдена. Наверняка поездка замечательная, комиссар тоже давно собирался прокатиться на этом пароходе. Вот выйду на пенсию, тогда и прокачусь, подумал
Проходя по мосту Миттлере-брюкке, он заметил, что тучи клубятся над всем массивом Юры. Черный фронт грозно надвигался на город. Но вероятно, все кончится ничем, ни прохладного ветра, ни дождя так и не будет. Базель расположен на Верхнерейнской низменности, а эту горячую яму летние грозы обходят стороной.
Какой-то человек помахал ему рукой из придорожного кафе «Узкое местечко». Седые волосы, седая борода, красное лицо выпивохи, на столе перед ним — полбутылки красного. И тут же рядом — складной стульчик, блокнот для рисования, карандаш. Жан. Когда-то, не один десяток лет назад, они сиживали вместе в баре «Рио».
— Наконец-то свиделись, — сказал Жан. — Где ты все время пропадаешь?
— На работе, — ответил Хункелер, — я же как-никак работаю.
— Увы, раб мамоны. Освободись, мой мальчик, и наслаждайся жизнью.
— Я рисовать не умею, не то что ты, мне вкалывать приходится.
— Видишь тучи вон там? — Жан кивнул на кряжи Юры. — Попробую зарисовать, когда они достигнут пика развития. Я слежу, они все еще растут. Разбухают, увеличиваются. А потом лопнут и затопят город… Угостишь?
Хункелер жестом показал на плавки — деньги в них не спрячешь.
— Ну и ладно, тогда в другой раз, — сказал Жан.
Рейн медленно нес свои зеленые воды. На том берегу — дома Августинерштрассе, крепость с красными апсидами Собора, невероятная красота, встающая из волн.
— Ханс Грабер что, снова попал в струю?
— Не-ет, что ты. Но с тех пор как вернулся из ГДР, он страдает манией величия. Хотя я лично считаю Грабера глубокой провинцией.
Хункелер кивнул и огляделся по сторонам. За соседним столиком сидели трое мужчин, тоже знакомых ему по давним временам. Один из них вечно твердил, что вот-вот выпустит новый сборник стихов. Двое других, кажется, художники, имена он запамятовал. Они пили красное вино и нерешительно кивнули ему.
— Жива еще базельская богема, не сдается!
— Это как же понимать? — спросил Жан, словно обнаружив в клубах громоздящихся туч какой-то неподходящий оттенок. Но Хункелера уже и след простыл. Он спустился по каменной лестнице к реке, зашел по колено в воду — здесь было мелко. Ступал осторожно — не хватало только напороться на брошенный шприц. Потом рыбкой нырнул в воду и кролем поплыл мимо причаленных у берега лодок. Течение пронесло его под второй аркой моста, а потом он медленными, мощными гребками поплыл назад, к берегу Большого Базеля.
В
— Это как же? — спросил Хункелер. — Вы что, совсем мозги растеряли?
— Не кричи, — сказал Мадёрен. — Лучше расскажи нам все, о чем умалчиваешь.
— Я хочу знать, как это могло случиться.
— На Фишингерштрассе он зашел в подворотню. А когда наш агент последовал за ним, там никого не оказалось. И во дворе тоже.
— Вы, похоже, все спятили, — рявкнул Хункелер. — Брать его надо было, и давно. Я требую немедля бросить все силы на розыски этого парня.
— Я уже распорядился, — ответил Мадёрен.
— Кстати, комиссар Хункелер, — произнес Сутер резким, деловым тоном, который не сулил ничего хорошего, — на вашем месте я бы не стал кричать. То, что вы себе позволяете, просто ни в какие ворота не лезет. В обед звонил доктор Кнехт, жаловался, что вы суете нос в его личные дела. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Я спросил, сколько он отдал за яхту.
— Мало того что вы самовольно потребовали консультации, в которой совершенно не нуждаетесь…
— Как раз нуждаюсь, у меня проблемы с мочеиспусканием.
— …так вдобавок еще и намекнули, что подозреваете его в убийстве госпожи Эрни.
— У него трудности с финансами. И он один из наследников.
— Знаю, он мне сказал. Доктор Кнехт имеет безупречную репутацию и хотел бы работать спокойно.
— Он грозил порвать мне задницу. Я его прищучу, клянусь.
— Спокойно, — сказал Луди, сухо и резко. — Предлагаю закрыть совещание.
— Мадёрен проворонил Лакки Шиндлера, — вскипел Хункелер. — Халлер не потрудился опросить Шюпбахов!
— А с какой стати я должен был их опрашивать? Армин Меркле сказал, что Шюпбах целый день пялится в ящик, а его жена сидит на балконе.
— Именно поэтому и надо было их расспросить, дурень. Нет, я в самом деле по горло сыт вашей халтурой! Больше вы меня тут не увидите, по крайней мере в выходные.
Он встал и вышел вон.
В машине комиссар попытался взять себя в руки. Он весь взмок от пота. В чем дело, почему он так потеет? Еще лет десять назад жара совершенно ему не докучала. Сейчас он бы с превеликим удовольствием поехал прямиком в Эльме и укрылся в прохладных глинобитных стенах. Кто он, собственно? Предводитель кучки идиотов? Слабак, из которого даже такой напыщенный индюк, как д-р Кнехт, может вить веревки? И вообще, что ему за дело до покойной Кристы Эрни? Какая разница, с кем она спала или не спала? Ни капли это его не интересует. Пускай его оставят в покое, дадут выпить пивка на воздухе. Больше ему ничего не надо, ничего.