Смерть грабителям, или Ускользнувшее счастье
Шрифт:
– Форточка открыта была?
– А вот и нет, – покачала головой собеседница. – Я тут во дворе иной раз за птицами наблюдаю, так вот, – она понизила голос, – сперва кто-то форточку открыл, и оттуда белый такой дым повалил и в комнате огонь запылал, словно свечку большую зажгли. Я не поняла, что пожар начался, иначе я бы деду раньше сказала.
– А дед твой кто?
– Дворником тут служит, – по-взрослому произнесла девочка.
– А ты, случаем, никого не видела потом, когда огонь разгорелся?
– Никого,
– Ты, может, видела, как господин Елисеев с женой уезжали?
– Видела.
– А после них кто из дому выходил?
– Сперва Катя, эта которая горничной у Елизаветы Сам… – девочка споткнулась об отчество госпожи Елисеевой.
– Самойловны, – подсказал полицейский.
– Да-да, а вслед за ними Катя.
– А кухарка Ульяна?
– К той сын пришёл, вот после этого она уехала.
– Сын?
– Ну да, сын Григорий. Он всегда мне гостинец давал, – она надула губы, – а вчера тенью промелькнул и меня даже не заметил.
– Значит, кухарка вместе с сыном ушла?
– Да нет же! Я же говорю, что сперва Катя, потом, когда Григорий прошёл, кухарка, а потом уже сам Гришка.
– Это ты точно помнишь?
– Эдакий вы недоверчивый, я вам в точности рассказываю.
– А Гришка ушёл до того, как ты огонь заметила, или после?
– После.
– Глаз, вижу, у тебя острый, – сощурил глаза Бережицкий и часто задышал, словно гончая, напавшая на след. – А ты, ненароком, не заметила – Григорий один приходил или с товарищем?
– Один, – кивнула головой собеседница.
– Вот что… как тебя зовут?
– Маша.
– Вот что, Маша, вот тебе ещё пятачок, но ты больше никому о том, что мне рассказала, ни-ни. Поняла?
– Никому, – подтвердила девочка и спрятала ещё одну монетку.
Геннадий Петрович хотел сразу же направиться с вопросами к кухарке, но осадил себя.
«Я ещё толком ничего не знаю, а сразу же в галоп, – сказал он себе, – тут надо с чувством, с толком и расстановкой. Сгоряча рубить не стоит».
Для начала полицейский установил полное имя кухарки, откуда она родом, каких лет. Кто-то – то ли Елисеев, то ли его супруга – упомянул, что, действительно, есть у Ульяны сын. На вопрос, как его зовут, только пожимали плечами – мол, а зачем им это знать, если он при них не служит.
Идти к кухарке не хотелось, поскольку, если Григорий в чём-то замешан, то он попросту может скрыться, а тогда ищи ветра в поле.
Поэтому Бережицкий сперва решил навестить хозяйку, которая не осмелилась ослушаться мужа и приняла полицейского чиновника для беседы.
Ничего нового он не услышал, но последняя фраза заинтересовала:
– Геннадий Петрович, простите, что запамятовала, я ж бумаги разделила на две части. Пять тысяч оставила в верхнем ящике, а две засунула в нижний, там же и брошь лежала с бриллиантом.
Владимир
– Таким образом, подтверждаются ваши подозрения, что был поджог, – произнёс он вслух то ли утвердительно, то ли вопросительно.
– Я тоже так думаю, – отозвался полицейский надзиратель. – После того, как я обнаружил в снегу, куда сбрасывали горящие вещи, золотую брошь с бриллиантом и обгорелые остатки ценных бумаг, решил, что произошёл случай. Забыла Елизавета Самойловна зажжённой лампу, а здесь такая вот катавасия. И сын кухарки этот…
– Да, Геннадий Петрович, видимо, поджигатель не знал о том, что госпожа Елисеева разделила ценные бумаги на две части, забрал из верхнего ящика то, что увидел, высыпал из шкатулки драгоценности и устроил пожар.
– Именно так.
– И вы подозреваете, что поджог устроил сын кухарки?
– Он.
– И разговор о ценных бумагах могла слышать кухарка?
– Горничная подтвердила, что могла.
– Но каким образом кухарка могла известить сына о том, что в ящике будуара будут лежать ценные бумаги?
– Владимир Гаврилович, этим вопросом вы рушите все мои построения. Пока не знаю.
– Вот что, любезный Геннадий Петрович, ищите этого самого Григория и посыльного, местного мальчишку, который мог отнести записку: скорее всего, кухарка узнала о том, что дом на время остаётся бесхозным, и вызвала сына. Ищите причину. Видимо, этому Григорию срочно понадобились деньги, об этом знала мать, поэтому и устроили такую импровизацию.
– Владимир Гаврилович, – смущённо сказал Бережицкий, – вы мне отвели два дня на поиски, боюсь, не успею.
– Два дня отменяются, и в помощь тебе отрядим… Кого бы ты хотел?
У Геннадия Петровича на щеках выступили красные пятна, словно от смущения.
– Ивана Бубнова.
Полицейский надзиратель третьего разряда Бубнов был молод, но это компенсировалось вдумчивым отношением и прирождённой сыскной хваткой.
– Ну, вы, Геннадий Петрович… – покачал головой Филиппов.
– Вы же…
– Лучших агентов в помощники просите.
– Владимир Гаврилович…
– Ступай и передай Ивану Бубнову, что я его отрядил вам в помощь.
– Благодарю, – расплылся в улыбке Бережицкий и почти бегом покинул кабинет начальника, боясь, чтобы последний не передумал.
3
Андрея Николаевича не пришлось уговаривать, чтобы он явился в сыскное отделение. Главный инспектор только спросил:
– Господин Филиппов, в котором часу вас не затруднит меня принять?
Владимир Гаврилович готовился к долгому разговору, а здесь…
– В котором я вам не причиню беспокойства?
Господин Горчаков ни на секунду не задумывался, а сразу же произнёс в чёрный раструб телефонной трубки.