Смерть и девушка, которую он любит
Шрифт:
— Есть кое-что, о чем я вам никогда не рассказывала, — проговорила я, попутно гадая, как воспримут мои новости собравшиеся. Наверняка Мак бы понял, почему я раньше молчала. Ну или я надеялась, что он поймет. — Я могу заглядывать в картинки.
Все продолжали сидеть с пустыми лицами, словно ждали, когда я уже, наконец, перейду к делу.
— То есть в изображения. В фотки, например.
Первой заговорила бабушка:
— Мы не совсем понимаем, что ты имеешь в виду, солнышко.
— Она умеет нырять в фотографии, — сказала за меня Брук. — Смотрит на картинку, сосредоточивается
— Точно, — вставил Глюк. — Лор умеет делать вещи и покруче.
— Она может нырнуть в рисунок, который сама нарисовала, — объяснила Кения с перебором энтузиазма, как по мне.
Мак поскреб щетинистый подбородок и уже собирался было что-то сказать, но Кения продолжила:
— Это прямо как у одной из дочерей Арабет. Она рисовала рисунки пеплом из каких-то трав, которые сама же сжигала, а потом заглядывала в эти рисунки. Помните? Именно так она и получала свои видения.
Бабушка с дедушкой кивнули, как и парочка старейшин.
Наконец слово взял Мак, и не одно:
— Столетиями никто не мог такого повторить. Это невероятный дар.
Как бы там ни было, новости, похоже, присутствующие приняли неплохо.
— Звездочка, — заговорил дедушка, — почему ты нам раньше об этом не сказала?
— Не знаю. Мне казалось, это абсолютно бесполезная способность.
— Это еще не все! — задорно воскликнула Бруклин. Вид у нее тоже был какой-то аж чересчур счастливый. — Ну же, — подбадривающее кивнула она мне, — скажи им.
Я глубоко вздохнула:
— В общем, я решила попробовать вспомнить больше о человеке, который открыл врата в первый раз.
— О Дайсоне, — подсказала бабушка.
Если бы только знание этого имени могло нам помочь! К сожалению, имя нам ничего не дало.
— О Дайсоне, да. Если, конечно, это один и тот же человек. Короче говоря, я попыталась вспомнить, как он выглядел, и нарисовала рисунок.
Глюк достал из моего рюкзака альбом, открыл на нужной странице и протянул дедушке.
— У Бруклин появилась идея, и мы попробовали ее осуществить.
— Именно! — взволнованно поддакнула подруга. — Я подумала, если Лор может нырять в фотки, то, возможно, для этого сгодится любая картинка. Даже рисунок от руки. Ну, вот она и попробовала, только в первый раз не сработало, но я знала, что она чего-то не договаривает, потому что так оно и было, а когда мы сегодня заскочили в школьный туалет, я ей прямо так и сказала. Говорю «знаю, что ты что-то скрываешь», а она такая «ничего подобного», а я такая «еще как скрываешь», а она «ну ладно, может быть, но в рисунок я так и не нырнула», а я ей «тогда попробуй еще разок»…
— Брук пытается сказать, — перебила я, чтобы дать подруге хоть какой-то шанс насытить кровь кислородом, — что убедила меня попытаться еще раз.
Шок на лице бабушки сменился надеждой.
— И?
— И получилось. — Ощутив укол неуверенности, я опустила голову. — Я снова оказалась там. В тот самый день.
Чтобы привлечь к себе внимание, дедушка коснулся моего колена.
— То есть ты вернулась в тот
— Да. И приятным это не назовешь.
— Она головой ушиблась, — брякнула Брук, сведя мое едва ли не смертельно опасное сотрясение мозга к банальному ушибу. — И это было страшно. Мне даже показалось, что у нее какой-то припадок.
Уж не знаю зачем, Мак рванул в архив. Судя по звукам, он там хорошенько покопался, а потом вернулся со стопкой старых бумаг, перевязанных кожаным шнурком.
— Нашел. Тут дочь Арабет рассказывает, как жгла травы, а потом рисовала пеплом. Если память мне не изменяет, она входила в некий транс. Поначалу ее родственники… Ага, вот оно. — Он быстренько прочел абзац, а потом пересказал его нам своими словами: — Поначалу ее родственники думали, что у нее припадки, пока не поняли, что она предвидит будущее. И ее предвидения шли через рисунки. — Мак взглянул на меня. — Ты делаешь то же самое.
В его глазах сияла гордость, а меня разрывало между двумя крайностями. С одной стороны, было приятно осознавать, что я умею делать что-то особенное, но с другой, я переживала, вдруг сейчас все дружно поверят, что мы получили долгожданный ответ.
Бабушка прижала обе ладони к сердцу:
— Вот он — ответ, которого мы так долго ждали!
Так и знала.
— Но если никакой это не ответ? — слабым голосом возразила я.
— Тогда я тебя обездвижу и сниму, блин, скальп! — рявкнула Кения, и все удивленно воззрились на нее. — А что? — огрызнулась она. — Ей давно пора взять себя в руки. Это ее предназначение. И именно это она и сделает. А она тут сидит, понимаете ли, и переживает, что всех нас подведет. Хорош уже!
— Издеваешься?! — тут же взбеленилась я. — Ты хоть представляешь, что случится, если я и правда всех вас подведу? Миру конец! Все умрут! Уж извините, если я ощущаю некоторое давление!
Усмехнувшись, Кения подалась вперед, пока мы не оказались нос к носу.
— Будь у меня такой дар, я бы не вела себя, как кролик, который ждет, когда его приготовят на ужин.
— Да неужели? И что бы ты делала? Как бы поступила, если бы все зависело от тебя?
— Я бы сражалась. До последнего вздоха я бы сражалась за тех, кого люблю. Не убегала бы и не пряталась под камнем, сыпля жалобами направо и налево. И не сходила бы с ума каждый раз, когда мне на блюдечке с голубой каемочкой преподносят дар, за который большинство людей готовы убить.
В глазах помутнело от слез. Пусть мне ужасно не хотелось этого признавать, но Кения права. Все это время я вела себя, как хрестоматийная тряпка.
— А ты только и делаешь, что жалуешься на свои видения и на то, какие они ужасные.
— Хватит уже, я все поняла.
— Ходишь вся из себя такая бедненькая, «пожалейте меня»!
— Я сказала, хватит, — процедила я, опять чувствуя прилив гнева.
— Жалкое зрелище! Ты понятия не имеешь, как тебе повезло уметь то, что умеешь ты. Знаю, ты потеряла родителей, и я все понимаю, но в этом твоей вины нет. Они погибли, защищая тебя. Защищая всех нас! А ты только и делаешь, что ноешь. Прекрати уже вести себя так, будто миру…