Смерть и девушка, которую он любит
Шрифт:
— Минуточку, — начал Мак, когда мы все сидели в церковной столовке с пиццей и бургерами, — откуда нам знать, что во второй раз врата должен открыть тот же человек, который открыл их десять лет назад?
— Ниоткуда, — пожал плечами Глюк. — Это всего лишь догадка, основная на информации из вторых рук.
— Вот именно. — Я запила пиццу сладким чаем. — Так нам сказал нефилим, который на меня охотился. Вроде как однажды этот человек уже открыл врата и сделает это снова.
Мак кивнул:
— Тогда
— Мы тоже об этом думали, — отозвался Глюк, — и пришли к кое-какому выводу.
— И?
— Наш ответ — мы понятия не имеем.
Бруклин согласно кивнула.
— Что ж, давайте опять об этом подумаем.
— Идет. — Глюк откусил еще один кусок от своей любимой пиццы — пепперони с пепперони. — Думаем прямо сейчас.
Ей-богу, смешной он у нас парень.
— Должна быть причина, почему он до сих пор не пытался опять открыть врата, — задумчиво проговорил Мак.
— А я знаю! — воскликнула Бруклин. — Может быть, когда Лор проткнула его палкой, он подхватил инфекцию, чуть не умер и последние десять лет провалялся в коме.
— Засчитаем как один из вариантов, — сказал дедушка. — У тебя есть догадки, Мак?
Мак еле заметно пожал одним плечом.
— Возможно. Он мог быть за границей… Хотя почему тогда не открыл врата где-нибудь в другом месте?
— В таком случае, — начала бабушка, — если он и правда почему-то уезжал из страны, место может быть важно. Наверное, существуют какие-то ограничения, и он может открыть врата только в определенных местах.
Дедушка кивнул:
— Или дело во времени. Может быть, врата могут открываться только во время определенных событий.
— Вроде парада планет? — уточнил Глюк.
— Вроде того.
— Слишком много вариантов, — заметил Мак. — Возможно, чтобы открыть врата, этому человеку был нужен какой-то предмет. Например, гримуар…
— Что еще за гримуар? — спросила Кения, которая ела вегетарианский бургер. Как по мне, совершенно бессмысленное изобретение, но каждому свое.
— Это что-то вроде учебника по магии. Он мог каким-то образом заполучить такой гримуар, использовать для открытия врат, а когда все покатилось псу по хвост, собирался попробовать еще раз, но что-то произошло.
— Что именно?
— Это я бы и хотел узнать. А вы что скажете, шериф?
Все это время шериф Вильянуэва сидел в глубокой задумчивости.
— Есть ли возможность как-то проверить больничные записи с того дня, когда этого человека проткнули палкой?
— Даже не знаю, — пробормотал шериф. — Вряд ли я смогу добыть четкие сведения за оставшееся у нас время, но попробую. Такие ранения не каждый день случаются.
— А отчеты по арестам? — спросил Мак.
— Думаете, он попал в тюрьму?
Мак
— Почему еще он так долго тянул со второй попыткой? Он хотел получить то, что внутри Лорелеи, но не получил. Так почему же не попытался снова раньше?
— Он и правда очень этого хотел, — проговорила я, — и вызвал именно Малак-Тука. Через открытый портал прошел только один демон. Сотни духов, но демон только один. — Чтобы сделать акцент на своих словах, я подняла вверх указательный палец.
— Должно быть, он считал, что сможет контролировать демона, — сказал Мак. — Одержимость добром обычно не кончается.
Смачно облизав пальцы, Кэмерон наконец подал голос:
— Лорелея — единственный такой случай, о котором нам известно. Большинство не проживает дольше пары месяцев.
— Вот именно, но все упирается в то, кем является Лорелея. Демон сам ее выбрал. Если бы он обосновался в Дайсоне, то у Дайсона наверняка был способ его контролировать. Иначе Малак-Тук убил бы его в два счета.
— Если у него действительно имелся гримуар, — сказал Джаред, — то там могли быть описаны способы контроля над демоном.
Внутри меня поднялось какое-то волнение. Я даже обняла себя за живот, хотя ощущение не концентрировалось только там. Оно было повсюду, в каждой моей клеточке одновременно.
Джаред наклонился ко мне и прошептал:
— С тобой все в порядке?
Он пах чистотой, как лесной дождь.
— Ага. Кажется, Малак в курсе, что мы говорим о нем. И, похоже, ему не нравится мысль, что его можно контролировать.
— А кому такое понравится?
— Звездочка, — начал Мак таким тоном, словно сомневался, договаривать ли фразу до конца, — а ты можешь с ним общаться?
Я опустила голову:
— Простите, но нет. Как только он поселился во мне, я его чувствовала. Как будто мы думали об одном и том же, испытывали одни и те же ощущения. Мы были одним целым. Но давным-давно это прекратилось. Малак словно исчез, растворился во мне.
— Уверена, что не можешь с ним поговорить?
Я беспомощно улыбнулась:
— Нет. Я вообще ни в чем не уверена.
— После того случая, — сказала бабушка, — она долгое время не говорила слово «я». Только «мы». Мы хотим того, мы хотим этого.
— Дай-ка угадаю. — Мак глянул на меня понимающим взглядом. — На тебя так часто бросали беспокойные взгляды, что в конце концов ты научилась подавлять эту часть себя.
— Не знаю. Может быть.
Правда в том, что тот период своей жизни я едва помню. Помню, конечно, ощущение горькой пустоты от потери родителей и чувство вины. Ведь это я привела их к смерти. Я указала им путь. А потом несколько месяцев я даже в зеркало не могла на себя смотреть.
— Может, все-таки попытаешься? — спросил Мак.