Смерть и прочие неприятности. Орus 1
Шрифт:
Почему они не телепортировались сразу от храма, Ева спрашивать не стала. Решила, что возмущения, окружавшие проход в Потусторонье, порождают побочные эффекты, которые могут пагубно отразиться на телепортирующихся. Поэтому просто добрела вместе с Гербертом до ручья; а когда тот замер, выжидающе глядя на неё — прежде чем вцепиться в некроманта, вдохнула полной грудью, напоследок желая ощутить аромат воды и хвойного леса.
Однако вместе с ожидаемым результатом получила примесь кое-чего неожиданного.
— Мне кажется, или здесь правда пахнет корицей? —
Сомнение, высветившееся во взгляде Герберта — сомнение в здравости её рассудка — послужило ей ответом.
— Откуда-то точно пахнет корицей, — принюхавшись, добавила она в своё оправдание. — Я чувствую.
Сомнение в глазах Герберта сменилось озабоченностью.
— Дома проведу кое-какие процедуры. Проверим, всё ли с тобой в порядке. Вдруг обонятельные нервы начали отказывать… или один из центров в мозгу. — Пробившееся в его голосе беспокойство было почти трогательным. — Давай, не стоит тут задерживаться.
Пытаясь не думать о перспективах отказа стазиса, тонкой гранью отделяющего её нежизнь от настоящей смерти, Ева шагнула к нему. Обняв Герберта за пояс, коротко вдохнула снова: надеясь, что ей действительно померещилось, и привкус навязчивого аромата уже исчез.
Охнула от концентрации пряности, ударившей в нос.
— Ты, — невольно отшатнувшись, под недоумённым взглядом некроманта выдавила она. — Это ты! Ты пахнешь корицей! Но почему… как…
Осеклась: вдруг вспомнив, кто всё это время мог незримо следовать за ними по пятам.
Одновременно с Гербертом подозрительно огляделась вокруг.
Следующее — два коротких возмущённых слога — они тоже выпалили вместе.
— Мэтласс?!
ГЛАВА 11
Id'ee fixe
Id'ee fixe — буквально «навязчивая идея»: термин, связанный прежде всего с симфонической музыкой Г. Берлиоза и обозначающий присутствие в произведении сквозной темы, ассоциирующейся с внемузыкальными понятиями — например, тема возлюбленной в Фантастической симфонии (муз.)
— Такой шум подняли из-за маленькой шутки, — беззаботно заметил демон, когда вечером они собрались в гостиной, а он наконец соизволил проявиться из воздуха. — Вы бы видели свои лица…
— А советовать мне сфотографировать проход в Потусторонье, чтобы у меня сгорел телефон — тоже, по-твоему, смешно? — открыв футляр с Дерозе, Ева сосредоточенно собирала разрозненные деревянные осколки, складывая их на полу, как паззл. — И не говори, что ты не знал об уничтоженных картах. Ты у нас вроде знаешь всё.
В лесу демон так и не соизволил показаться, и остаток дня прошёл в учёбе и первой после примирения с Гербертом тренировке: на которой Ева, мечтая поскорее получить в руки воскрешённого Дерозе, вела себя паинькой. Усилия были вознаграждены — по окончании урока с Эльеном, на котором Ева изучила историю родов Тибель и Рейоль, некромант
— Я просто подтолкнул тебя к потаканию своим желаниям, златовласка. Этим демоны обычно и занимаются. Неужели ты не злилась, когда наш мальчик подрезал тебе крылья?
— Нет. Потому что вы оба ещё раз успешно доказали: кнут порой полезнее пряника, а последний вполне могут подсунуть и отравленным. — Собрав верхнюю деку, Ева удовлетворённо кивнула. — Твой совет по поводу подзарядки телефона из того же разряда?
— Проверь, если сомневаешься. Твой телефон всё равно почти уже принадлежит гному. А о том, что ты отдашь ему свою игрушку в рабочем состоянии, вы не договаривались.
— Проверю. Может быть. В другой раз.
В гостиной, расположенной неподалёку от библиотеки, Ева оказалась впервые, и не могла не признать, что здесь довольно уютно. Небольшая комната была исполнена в бежево-голубых тонах, изящную мебель украшали серебристые завитушки, кресла вокруг низкого чайного столика обили золотистым шёлком; а сидеть на пушистом синем ковре было куда удобнее, чем на том, что положили в её комнате.
— Для чего тебе нужен этот маленький штык? — спросил Герберт неожиданно.
Удивлённо вскинув голову, Ева проследила за его взглядом.
Осознав, что речь о лежащем подле футляра шпиле, прищурилась.
— Подожди, я не ослышалась? — театральным жестом она приставила ладонь к уху. — Ты правда хочешь услышать меня? Поговорить со мной? Сам, о чём-то кроме дела?
Некромант ответить на шпильку не соизволил, в упор созерцая её льдистым взглядом, — и Ева, хмыкнув, взяла в пальцы металлическую деталь.
— Это шпиль. Виолончелисту без него никак, ведь самооборона — святое, — снимая резиновый наконечник и демонстрируя Герберту блестящее железное острие, очень серьёзно проговорила девушка. — У нас нет волшебных смычков, так что от врагов приходится защищаться другими средствами. Скрипачи и альтисты легко могут отбиться метким ударом футляра по голове оппонента. Виолончели и контрабасы, увы, более громоздкие. Вот и обходимся шпилем.
Некромант воззрился на серебристый штырь почти с уважением:
— Ваш мир настолько опасен? Или в нём так не любят музыкантов?
— Конечно, не любят. Лично меня от игры плохих музыкантов регулярно посещает чувство, что кровь вот-вот польётся из ушей. Можно не ходить на концерты, но на улице от них не спрячешься, а люди часто переносят недостатки отдельных представителей профессии на всю профессию. — Ева непринуждённо подкинула шпиль на ладони. — Впрочем, конкуренты куда опаснее простых обывателей. Мир музыки суров: либо ты, либо тебя.