Смерть и прочие неприятности. Орus 1

Сафонова Евгения

— Господи, опять эти треклятые бабочки в животе, — тоскливо проговорила как-то вечером Ева, по дороге в гостиную вглядываясь в экран прихваченного с собой смартфона: заряд которого девушка, памятуя о скором расставании, теперь тратила без опаски.

Герберт, шествовавший впереди, обратил на неё непонимающий взгляд.

— Я читаю. Роман. Любовный, — устало пояснила Ева. — И не понимаю, почему у влюблённых девушек в книжках вечно поселяются бабочки в животе. Никогда подобного не испытывала. — Привычно читая на ходу, она скользнула задумчивым взглядом по строкам очередного тома популярной саги об отважных юных борцах с нечистью. В данной сцене герой и героиня танцевали в ночном клубе, и героиня

сражалась с пресловутыми бабочками в собственной брюшной полости, пока обнимавший её герой и вовсе «был в агонии», борясь с романтическим искушением. — Даже интересно, что имеется в виду.

В этот миг сзади прошелестел голос того, о чьём незримом присутствии Ева, конечно, снова успела забыть.

— Правда хочешь узнать? Могу помочь…

Вообще Ева очень не хотела выказывать перед демоном свою слабость. Но тогда всё-таки закричала. И кричала ещё какое-то время после того, как иллюзия исчезла, а Герберт, в кои-то веки проявив чуждую ему человечность, обнял её за плечи, настойчиво напоминая, что всё это не по-настоящему.

Когда ты вдруг чувствуешь, как нечто чужеродное судорожно мечется по твоему желудку, а потом опускаешь взгляд и видишь, как из-под твоей кожи подле пупка, едва прикрытого разодранной в клочья рубашкой, вылезают здоровенные мотыльки со слипшимися от крови крыльями — не закричать трудно.

Хорошо ещё, подобающей ситуации боли не было. Мэт очень старался не нарушить условий контракта.

Об этом Ева и вспоминала вечером третьего дня: недобро глядя на демона, по-хозяйски развалившегося в кресле, пока они сидели на полу, а Герберт сращивал друг с другом пару мелких боковых щепок.

— Значит, своих любовников ты не любила? — внезапно, точно не возвращаясь к оборванному пару дней назад разговору, уточнил некромант.

Немного ошалев от вопроса (который в твиттере она бы однозначно процитировала под тегом #ВНЕЗАПНО), Ева проследила, как Герберт кладёт на пол кусок лакированного дерева, минуту назад ещё бывший двумя разными кусками.

— С чего такой вывод?..

— Твой амант выдаёт, что первый… опыт у тебя уже состоялся. Однако ты сказала, что никогда не любила, — в голосе некроманта скользнула едкость, необычная даже для него. — Твои обожатели об этом знали?

Ах, да. Амант. Ева вспомнила местные книги, утверждавшие, что эта часть ауры меняется после потери девственности. Вернее, менялся тип энергии, наполняющий «любовный резерв», и влёк за собой изменение ауры.

Естественно, для Герберта незамеченным это не осталось.

Для его больной мозоли, возникшей после давнего предательства девушки — видимо, тоже.

— Я сказала, что не испытывала глупых ощущений вроде бабочек в животе. К любви это никак не относилось. — Она сердито дёрнула прядь светлых волос, выбившуюся из-за уха. — А моя личная жизнь — не твоё дело.

«Обожателей» у Евы было двое. Один в девятом, последнем для неё классе общеобразовательной школы. Другой в колледже, на втором курсе. Первый никак не мог понять, почему его девушка зачастую предпочитает ему общество виолончели; и все объяснения, что она не предпочитает ему виолончель, что такова её судьба — большую часть своей жизни проводить за инструментом, ради занятий зачастую отказываясь от кино, развлечений, свиданий, прогулок с друзьями — не помогали. Второму — пианисту, с которым её поставили играть в камерном ансамбле — как раз не терпелось от платонических отношений перейти к другим, и Ева уступила. Потом, вспоминая неловкий торопливый секс в классе, где они репетировали, немного жалела: о том, что поддалась скорее желанию из любопытства попробовать, что это такое, и «чтоб всё было, как у взрослых», чем чему-либо ещё — а результат ожиданий не оправдал. Впечатления от нескольких таких «репетиций» у

Евы колебались от «противно» до «забавно», так и не добравшись до отметки «приятно»; но разошлись они не поэтому. Она просто устала чувствовать себя рыцарем рядом с капризной принцессой — когда ей самой так часто хотелось забраться на ручки к кому-то сильному и спокойному, кто приласкает, утешит и успокоит надорванные нервы вместо того, чтобы трепать их ещё больше. А по части капризов и тонкости душевной организации мальчики-музыканты зачастую могли дать девочкам фору.

С обоими Ева порвала сама, когда осознала, что чужие претензии и истерики успели выжечь чувство дотла. И потому особо не страдала.

— Пожалуй, не моё, — на удивление спокойно согласился Герберт, поднимаясь с колен. — Завтра меня не будет целый день. Надеюсь, на сей раз ты не вытворишь глупостей.

— Я за ней присмотрю, — подал жизнерадостный голос Мэт.

— Если я буду полагаться на то, что ты за ней присмотришь, я могу уже считать её сидящей в темнице. — Некромант пристально взирал на девушку сверху внизу. — Отдать тебе тщательно продуманный приказ? На всякий случай?

— Не надо, — всем своим видом выражая послушание, откликнулась та. — У меня своя голова на плечах есть.

— Рад, если так. Не покидай замка, урок с Эльеном, естественно, не отменяется. Можешь идти.

Ева думала, что он сядет у огня, но вместо этого некромант неторопливо направился к выходу.

— А куда ты завтра?.. — всё-таки решилась спросить она, провожая взглядом его спину.

— Есть дела. А вечером в столице состоится турнир по немагическому фехтованию, — бросил тот через плечо. — Весь столичный свет собирается там. Мой брат — выступает.

— Твой брат? Тот, который тоже претендовал на престол? — это оказалось несколько неожиданным. — Он фехтует?

— Лучше всех в Керфи. Надеюсь, завтра он это подтвердит.

И, не считая нужным прощаться, Герберт прикрыл за собой дверь.

— Тоже хочешь на турнир, златовласка? — безошибочно расшифровав задумчивость в её взгляде, пропел Мэт.

— Хочу. Но не пойду. Даже не намекай. — Решительно встав, Ева состроила насмешливую гримаску. — Герберт большой мальчик, как-нибудь справится без меня.

В конце концов, развеяться и прогуляться я успешно могу и в саду, думала она, возвращаясь в свою комнату. Там-то меня никто не увидит. И ничего мне не грозит. Верно?

К сожалению, как оказалось впоследствии, это было не совсем верно. Зато Еве представилась уникальная возможность собственным примером опровергнуть распространённую фразочку о том, что не ошибаются только покойники.

Как выяснилось, и им это вполне под силу.

* * *

Вечер следующего дня Гербеуэрт тир Рейоль встречал, восседая в ложе на трибуне Королевской Арены.

Подходил к концу последний этап командной игры. На ярко освещённой арене прорастили деревья и наискось рассекли изумрудный газон рекой, шелестящей прозрачными водами, бесследно исчезающими прямо под резной оградой трибун; воздвигли скалы, фонтаны, лабиринты из низких зелёных кустов и две низкие каменные башни. Большая часть декораций была иллюзией, но крайне искусной. В команды собирали пятерых, каждого защищал зачарованный костюм, парализовавший игрока при точном попадании в сердце и определённом количестве «мелких ранений». Спустя некоторое время упавший «воскресал», но после каждого паралича это время становилось всё больше — и за каждое «убийство» команде начислялись очки. Игра заканчивалась, когда кто-то добирался до знамени вражеской команды: пёстрые флаги, раздуваемые волшебным ветром, гордо реяли на верхушках обеих башен, и заполучить их было совсем непросто.