Смерть императору!
Шрифт:
Исчезнет шанс отстаивать свою позицию по поводу украденной дани или добиваться благоприятного отношения к себе. Воля Прасутага. Это была безвыходная ситуация, и она была бы проклята в любом случае. Катона переполняло смешанное чувство крайнего разочарования, отчаяния и гнева. «Почему Светоний так поступил?» - спросил он себя.
– «Конечно, он должен был понимать бремя, которое он возлагал на тех, кто пытался удержать свой непокорный народ в верности Риму? Единственная причина, по которой он мог реализовать этот замысел с изменением условий текста клятвы была необходимость наместнику выявить те племена, которым, как он чувствовал,
Он увидел выражение агонии на лице Боудикки, когда она выпрямилась и медленно зашагала к Светонию. Во дворе стояла такая напряженная тишина, что было слышно ее шаги по гравию. Она опустилась на одно колено перед пропретором, протянула к его руке свои, и говорила.
– Я, Боудикка, царица иценов...
– Голос у нее был низкий и напряженный, и она сделала паузу, чтобы прочистить горло и сделать глубокий вдох, прежде чем она четко продолжила.
– Царица иценов, подтверждаю мою покорность Риму…
Катон почувствовал, как его горло сжалось от жалости и восхищения ее мужеством, положившим жизнь своих людей выше собственной гордыни, которая пронизывала ее словно скала. «Сколько других потерпело бы неудачу в этой проверке на силу воли?» - спросил он. Вокруг него свита иценов и те из других племен, кто еще не присягнул, смотрелись, как если бы они были плакальщицами на похоронах.
Закончив, Боудикка убрала руку с руки наместника и встала на ноги. Она отказалась встретиться взглядом со Светонием и присоединилась к своей свите. Последовала угрюмая процессия оставшихся вождей племен до тех пор, пока не подошла очередь пропретору произнести свои последние напутствия.
– Солдаты Рима, римские граждане и союзные правители-клиенты! Сегодня мы подтвердили нашу верность вере и послушанию императору. Священные клятвы были даны, и мы все связаны как одно целое. Будем ждать и способствовать еще одному году порядка и процветания в провинции. Год, в котором я наконец положу конец варварам, которые все еще сопротивляются Риму. Как только наши орлы воспарят над островом Мона, и последняя из залитых кровью священных рощ друидов будет снесена, народ Британии, наконец, познает мир, который принесет Рим.
Он поднял руку в приветствии и стал ждать традиционного одобрения, которое сопутствовало заключительной части церемонии. Но в то время как римляне и их самые верные последователи-бритты радовались в достаточно искренней манере, Катон заметил, что окружающие его молчали. Когда аплодисменты стихли, прокуратор поднялся на помост, чтобы сделать объявление.
– Наместник удаляется в зал для аудиенций во дворце, где состоится вручение ежегодной дани.
Катон взглянул на Боудикку и увидел затравленное выражение в ее глазах. Для царицы иценов, моральная мука мгновением ранее только ознаменовала начало страданий за этот день.
Худшее было еще впереди.
*************
ГЛАВА VIII
– Ты был с другим
– Центурион Менапилий с опаской смотрел на Катона, стоя в стороне от зала для аудиенций.
Делегации из бриттов шли гуськом, каждая группа несла маленькие сундучки или богато тканые мешки с ежегодной данью внутри за защиту и покровительство Рима. В каждом из них было заранее определенное количество серебра и золота по весу, установленному прокуратором как подходящее размерам населения каждого племени. Расчет был основан на переписи населения, проведенной римлянами в провинции. Иногда взятки незаметно выплачивались тем, кто непосредственно проводил перепись для уменьшения налогооблагаемой «стоимости» какого-либо населенного пункта. У этих чиновников была доступна достаточно большая широта маневра, однако, в случае если последующая перепись приводила к заметному увеличению значения, лица, ответственные за первоначальные цифры, могли быть привлечены к ответственности.
– Правильно, и мне нужно срочно поговорить с наместником.
– Это всегда срочно, - вздохнул Менапилий.
– Если бы все давали мне сестерций каждый раз, когда проситель говорил, что это срочно.
– Так, смотри сюда. Меня не интересуют твои афоризмы, - перебил Катон.
– Это действительно срочно, я должен переговорить со Светонием немедленно.
– А ты довольно высокого мнения о себе. Кем ты себя назвал?
– Я этого не сделал.
– Верно, и я должен просто сказать пропретору, что какой-то безымянный человек с улицы нуждается в тихом слове на ушко наместнику, и я подумал, что это будет хорошо и уместно? Тебе придется попробовать еще раз поубедительнее, друг. По крайней мере, скажи мне свое имя.
Катон в отчаянии сжал челюсти. Чем меньше людей знало, что он в Лондиниуме, тем лучше. У него вдруг появилась идея. Сняв одну из рукавиц, он снял железное кольцо, означавшее его принадлежность к классу всадников римской аристократии и выставил его центуриону.
– Посмотри на это!
Менапилий на мгновение прищурился, а затем посмотрел на Катона уже более уважительно.
– Хорошо, мое внимание ваше, господин.
– Отлично. Отнеси его пропретору и скажи, что я должен поговорить с ним сейчас же. Перед тем как начнется церемония вручения ежегодной дани.
Центурион отсалютовал, нахмурив лоб, и скрылся за дверью в задней части зала для аудиенций, где по обеим сторонам стояли легионеры- телохранители наместника.
Катон скрестил руки на груди и переминался с ноги на ногу, глядя на бриттов, заполняющих комнату ожидания. Иценов там пока еще не было. Он попросил Боудикку подождать снаружи, пока он не переговорит со Светонием, в надежде, что царица иценов будет избавлена от унижения, связанного с невозможностью уплаты дани, и ей будет разрешено отстаивать свое дело наедине с наместником.
Менапилий снова появился в дверях и поманил к себе. Катон поспешил и проскользнул между двумя стражниками, входя в маленькую переднюю, где вдоль стен стояли скамьи, а табуретка писца и стол стояли по одну сторону от входа в таблиний Светония.
– Лучше поторопиться. Наместник не очень-то обрадовался, когда я сказал ему, что ты должен его увидеть.
Катон благодарно кивнул и вошел в таблиний, закрыв за собой дверь.
Пропретор прислонился к краю стола. Прокуратор Дециан сел на табуретку сбоку, у него на колене уже была открытая восковая табличка.