Смерть инквизитора
Шрифт:
Но приговора никто не слушал; голос маркиза Виллабьянки утонул в комментариях, вопросах, пояснениях. Все были предовольны, причем не только безукоризненностью самого приговора — иным он и быть не мог, учитывая тяжесть преступления и необходимость продемонстрировать якобинцам и черни силу государства, — присутствующие были удовлетворены и тем, что адвокату Ди Блази — что бы там ни было, но он человек их круга — суд постановил отрубить голову, тем самым отличив его от остальных, приговоренных к повешению.
Официанты,
— Радуются, что ему отрубят голову, а не повесят.
— Мы — бегай, а они себе прохлаждаются… Нашему брату — виселица, а им — топор.
— Тощее утешение: голову на плаху — не велика радость…
— Все равно что одному гостю — мясное, а другому — фасоль…
— Не пиво диво, им важно, что ихнего отличили…
— Хорошенькое отличие! Уж коль на то пошло, лучше знать, что тебя не изрубят… От одной мысли, что ляжешь в гроб располосованный надвое…
— А где она у тебя, эта мысль, появится?
— Как где? В душе.
— В душе мыслей не бывает, душа горит и смотрит.
— На что?
— Как живые безобразничают. А может, ничего не видит, вовсе ничего…
— Зато на плахе смерть скорая; и тут они себе что получше отхватили!
— А то, что человек без головы останется?
Привилегия — привилегией, но та же проблема, что лучше — плаха или виселица, — волновала и графиню Регальпьетру, и дона Саверио Дзарбо, и маркиза Вилланову.
— Говорите что хотите, но голову, боже мой, голову… — ужасался маркиз, трогая себя за шею, будто желая убедиться, крепко ли держится его собственная голова.
— Вот уж никогда бы не подумал, что вы так дорожите своей головой! — сказал дон Саверио, никогда не упускавший случая съязвить.
— Кому стоило дорожить головой, так это Ди Блази, — вставила графиня.
— Ну да, чтобы подложить нам свинью, — буркнул маркиз.
— Знаете, что я вам скажу? — продолжал дон Саверио, глядя на графиню. — Ему, — в улыбке, в самом местоимении содержался намек на былую связь графини с Ди Блази, — самым страшным наказанием будет именно это различие, которое суд счел нужным подчеркнуть… Он же у нас за равенство, за это и боролся… Так вот не будет по-твоему: тебе — плаха, а твоим дружкам — виселица.
— Значит, опять-таки приговор справедливый: в таких случаях, как этот, наказание непременно должно обернуться изнанкой тех идей, за которые данный субъект ратовал, — рассудил маркиз.
— Вот именно, — согласился дон Саверио.
— Кто знает, о чем он сейчас думает: наверное, так подавлен случившимся…
— Еще бы! — хмыкнул дон Саверио.
— Знаете, что я вам посоветую? Выпейте полную чашку отвара из латука — и заснете сном праведницы, — сказал маркиз.
— Правда? Но отвар из латука — это, наверное, ужасная гадость… Вряд ли я одолею целую чашку.
— А вы добавьте лимончика, — ввернул дон Саверио.
XVII
Его ежедневно навещал отец Терези; этого знака внимания наверняка добился для него монсеньор Айрольди, чем отнюдь аббата не обрадовал: аббат знал, что Терези, капеллан тюрьмы Кастелламаре, — тайный агент монсеньора Лопеса; конечно, ворон ворону глаз не выклюет, но все равно аббата раздражало, когда Терези являлся в камеру и строил такую умильную физиономию, что хоть открывай ему душу. Впрочем, по прошествии семнадцати дней досада сменилась привычкой, уж не говоря о том, что капеллан мог оказывать кое-какие услуги.
Именно от него аббат узнал, что Ди Блази приговорен к смертной казни и что приговор будет приведен в исполнение на следующий день.
— Если, конечно, верна старая поговорка: «Была бы голова, палач найдется».
— А что случилось?
— А то, что почтеннейший Ди Мартино сооружал на пустыре святой Терезы виселицу, сорвался с самого верха и переломал себе кости, теперь лежит в больнице.
— Это перст судьбы! — заключил аббат.
— Да какая там судьба… Просто Ди Мартино уже в возрасте, одного усердия мало, силы нужны, без помощника ему нельзя…
— Значит, покуда его нет, казни не будет…
— Может быть, придется отложить на несколько часов или на сутки; замену найдут, можете не сомневаться.
— У меня есть к вам просьба, — сказал аббат.
— Чем могу, буду рад услужить, по-братски.
— Благодарю… Вот какое дело: мне бы хотелось проститься с адвокатом Ди Блази.
— Что вы, что вы! Как брат брату скажу: это совершенно невозможно, его сторожат неусыпно…
«А еще в братья навязываешься!» — подумал Велла. Но продолжал настаивать:
— Однако ж вы его навещаете, беседуете с ним… Я ведь тоже духовное лицо.
— Есть разница.
«Знаю, что есть: ты еще и доносчик». Но вслух согласился:
— Понимаю. Тогда не могли ли бы вы по крайней мере передать ему от меня привет, сказать, что…
— Что сказать?! — подхватил Терези, навостривший уши в надежде услышать что-нибудь интересненькое, что можно было бы доложить монсеньору Лопесу.
— …Сказать ему, что я раскаиваюсь в содеянном. Ну, вы понимаете, я имею в виду кодексы… Да, да, раскаиваюсь и хочу, чтобы он это знал; и что… Впрочем, больше ничего. Скажите, раскаялся и шлю ему привет.