Смерть как искусство. Том 2. Правосудие
Шрифт:
Знатный театрал Гамлет тут же забыл о своих обидах и пустился в объяснения:
– В «Гамлете» по ходу действия приезжают бродячие актеры, и Гамлет просит их сыграть для всего двора пьесу «Мышеловка», в которой будет обыграно убийство его отца со всякими такими подробностями, известными только непосредственным участникам происшествия, то есть убийце-Клавдию и его жертве. Гамлету-младшему хотелось посмотреть, как Клавдий будет реагировать на постановку, не выдаст ли он себя. При этом Гамлет еще и написал сам часть текста, чтобы было поближе к реальной
– Выходит, Лесогоров специально написал пьесу и притащил ее в театр, чтобы кого-то напугать? Как ты думаешь, Ворон?
Ну, еще бы, конечно, теперь Камень обращается к Ворону, чтобы и ему дать слово и таким образом нейтрализовать назревающий конфликт. Вот миротворец чертов! Ворон хотел было гордо промолчать в ответ, но, конечно же, не смог.
– Или напугать, или спровоцировать, – веско изрек он. – Такое мое мнение.
Но Камню все казалось мало, и он продолжал прикидываться слабоумным.
– А зачем?
Слава богу, Змею тоже надоело это представление, и он решил положить ему конец.
– Ну, это пусть сыщики разбираются, им за это зарплату платят, а наше дело – смотреть и получать удовольствие. Дорогой Ворон, достаточно ли ты уже отдохнул, чтобы лететь смотреть дальше? А то мы сгораем от нетерпения.
«Дорогой Ворон»… Надо же! От этой тощей веревки доброго слова дождался. И все из-за Кота.
Весь понедельник Настя и Антон снова провели в театре в попытках выяснить, не приезжал ли в апреле 2009 года следователь Тихомиров, и если приезжал, то с кем он встречался и о чем спрашивал. Все расспросы оказались бесплодными, никто ничего такого припомнить не мог. С одной стороны, прошло уже полтора года, многое могло забыться, но с другой – визит следователя в театр – событие все-таки нерядовое, оно должно было остаться в памяти.
– Итак, у нас с вами три варианта, – уныло констатировала Настя. – Первый: Тихомиров до «Новой Москвы» не доехал. Второй: он здесь был, но его почему-то забыли. И третий: он здесь был, и его не забыли, но нам об этом не говорят.
– Я бы уточнил, – возразил Антон. – Тихомиров здесь был и разговаривал с каким-то одним конкретным человеком, больше он ни к кому не обращался. Именно поэтому его никто не помнит.
– Кроме этого конкретного человека, – подхватила Настя, – который нам лжет.
– Или которого мы с вами не нашли. Ведь сегодня в театре не вся труппа и не все сотрудники. И это означает, что мы с вами пришли к тому, с чего в свое время начали: нам надо снова методично отлавливать и опрашивать всех без исключения работников театра, включая тех, кто работал весной девятого года и теперь уволился.
Настя схватилась за голову. Снова-здорово! Нет, по второму кругу она этого не выдержит.
– У нас остается Богомолов, которого мы не можем опросить, но ведь Тихомиров мог приходить именно к нему, – с робкой надеждой произнесла она. – Надо поговорить с Еленой Богомоловой, может быть, муж ей рассказывал об этом визите.
Антон с готовностью вытащил телефон.
– Я
– Звоните.
Но надежда потухла, не успев разгореться. Елена Богомолова твердо заявила, что ни о каком следователе Тихомирове муж ей никогда не рассказывал.
– Опять тупик, – сказала Настя. – То ли Богомолов с Тихомировым и в самом деле не встречался, то ли скрыл этот факт от жены. И если скрыл, на это должны быть очень веские причины. Ладно, Антон, опросами мы с вами ничего не добьемся, все равно будем все время подозревать, что нас обманывают. Мы пойдем другим путем. Поезжайте к Блинову и возьмите у него запрос в архив Шиловского суда, начнем изучать дело Леоничева.
И снова долгая дорога в Шиловск, которая во вторник заняла раза в два больше времени, чем в выходные дни. Спина у Насти разламывалась, но она глотала обезболивающие таблетки и мужественно терпела. Пока они с Антоном добирались из Москвы до родного города Артема Лесогорова, позвонил Сергей Зарубин и сообщил, что М. А. Торлакян скончалась летом 2009 года, месяца через три после Анатолия Петровича Тихомирова, а до этого работала консьержкой в одном из домов в Шиловске.
– Адрес запишешь?
– Я запомню, – ответила Настя.
Конечно, она уже не девочка, но уж адрес-то она запомнить в состоянии. Правда, адресов оказалось два, один – тот, по которому проживала Маргарита Андреевна, другой – по которому она работала. Но и два адреса запомнить для Насти Каменской пока еще задача вполне посильная.
В Шиловске они разделились, Антон получил для Насти в архиве суда дело об убийстве Леоничева и оставил ее изучать материалы, а сам отправился собирать информацию о покойной Маргарите Андреевне Торлакян.
Если судить по записям Анатолия Петровича Тихомирова, у него были определенные сомнения в виновности Светланы Леоничевой, осужденной приговором Шиловского суда к восьми годам лишения свободы. Эти же сомнения Настя видела и в материалах уголовного дела, в той его части, которая велась внезапно умершим следователем. После смерти Тихомирова дело передали следователю Яцуку, который повел следствие по самому очевидному пути, ни о чем особо не задумываясь и ни на чем не заостряя внимание. Улики налицо, показания свидетелей есть, что еще нужно? Очевидно, ему не хотелось копаться, он стремился закончить дело как можно скорее и передать его в суд. И Яцуку это вполне удалось.
После того, как дело перешло к Яцуку, никакого упоминания о театре не появлялось. Откуда же оно взялось у Тихомирова в его записках? И никакая консьержка Торлакян в качестве свидетеля не вызывалась и не допрашивалась. Посмотрев в деле адрес места преступления, то есть квартиры супругов Леоничевых, Настя мысленно отметила, что он полностью совпадает с адресом места работы консьержки Маргариты Андреевны Торлакян. То есть совершенно очевидно, что Анатолий Петрович Тихомиров пытался выяснить, кто приходил к Леоничевым в последнее время перед смертью потерпевшего.