Смерть краскома
Шрифт:
Так как новое производство требовало хоть каких-нибудь специалистов, знакомых с вопросом, то в помощь Саше Пороховщикову предложил уже строивших "Нетопырь" капитана Лебеденко, студентов Стечкина и Микулина - ребята произвели впечатление разумных и за дело болеющих, а то что сам принцип являлся ошибочным так то не их вина. Повториться больше такому не дадут, и залогом этому соглашался я отправить в Вологду весь женский невоеннообязанный контингент из закрывшейся в Риге Бюры бронетехники. Да и пребывать в прифронтовом городе становилось много знающим барышням всё опасней. Баронесса из под Пилтенау Бирута фон Остен-Сакен с Ольгой соглашались сразу же направляться в богоспасаемую Вологду, а прочих барышень выпровожу я, как только вернусь.
Но с этим получил предложение немного повременить. Так как
Вступительные экзамены я сдал успешно по всем дисциплинам. Население в Остзейском крае поголовно являлось многоязычным, так что с немецким проблем не возникло. А физподготовкой даже удивил, ведь фехтование являлось любимым моим занятием в свободную минуту, так что в форме оказался великолепной. Аналогично вышло со всеми прочими предметами - базовые знания не подкачали. Так что затарился программами и учебниками и пообещал постараться ради сессии вырваться с фронта на Рождество.
1.10.
Учебники, кстати, при освоении новой должности весьма помогли - теория без практики мертва, но и практика без теории не очень здорова. Разумеется битвы при Каннах повторить не получалось, особенно силами полка, сидящего зимой в глухой обороне. Но на многое из происходящего менялась точка зрения. Хотя слишком доверять книжкам было страшно, не раз уже смог убедиться, как быстро они устаревали в Великой войне. По настоящему научиться воевать, можно было, только воюя, набивая шишки и оставаясь в живых благодаря покровительству Кары. Разумеется, отчасти помогали подсказки Паулса, но его сведенья о 'прошлом' оказались фрагментарными и базировались больше на семейных легендах, рассказанных матерью о героически погибшем в годы Гражданской отце. Складывалось ощущение, что будущие власти поколению Паулса или что-то сознательно умалчивали или даже перевирали историю, забивая голову подрастающих лживыми догмами из марксистско-ленинской идеологии.
Ничего против последней я изначально не имел и даже старательно читал в основном контрабандой привозимую братом из-за рубежа литературу на эту тему. Ведь если я сознательно отверг существовавшие досель официальные виды религий, то слепо начинать верить во всеобщее равенство так же заставить себя не мог. Толстые тома творений Карла Маркса мой приученный к работе мозг одолел сравнительно легко и сразу же обнаружил полное противоречие последнего тома "Капитала" первому. Хотя по раздельности, некоторые моменты интерес вызывали, но как руководство к действию сии труды не годились. Доводилось читать и продолжателей идей марксизма, причём самых разных направлений. Убеждённый коммунист Паулс, толдычил, что единственно верным учением является только марксизм-ленинизм-сталинизм. Именно по причине его религиозной фанатичности, мой критический разум сделал право голоса "гостя" ну очень совещательным, доверяясь в основном техническим вопросам. Труды Джугашвили-Сталина мне пока не попадались, а вот статейки Ульянова-Ленина частенько встречал в издаваемой на Западе оппозиционной прессе. Особенно когда хотелось самому разобраться в очень актуальном в нашем крае национальном вопросе. Прочел "О национальной гордости великороссов", и со многим не согласился - нации тысячелетие не дающей себя поработить гордиться есть чем. Только союз с таким опытным в государственном
От тяжких мыслей отвлекала служба, тем более что уставший от неё комполка всё больше и больше принялся перекладывать на зама (то есть меня) свои обязанности. Понять его можно, вторую войну тянул уже, и если не сломался, то трещина всё равно по нутру у него прошла. Мне же, отправившему жену в глубокий тыл было не в тягость, тем более что даже жёсткость по службе, стрелками встречалась с готовностью, если цель была понятна, и всё делалось без обид. И есть ли на войне более разумный лозунг "Лучше ведро пота, чем капля крови". Причём без вранья, ибо и сам я этот пот наравне со всеми проливал, что при достаточном питании совсем не во вред.
Свобода рук позволила и кадровые преобразования проводить. Прежде всего, из самых отчаянных собрал по началу роту, принявшую немало прошедших со мной партизанство, а потом ещё пару - доведя состав, по сути, до условного батальона. Штурмового! Но только ради обретения навыков и соревновательного процесса. Идея эта "проросла снизу" по обе стороны фронта - я пытался противостоять Sturmbataillon кайзера. Как это делал Брусилов на Юге, создавая "любимчикам" особые условия и оберегая от службы, я считал неразумным - войско обязано быть монолитным. Делая в обучении упор на метание гранат не менее чем на 50-60 шагов, как из окопа, так и в узкий окоп. А к оружию рукопашного боя добавил малую пехотную лопатку и даже ножницы для резки проволоки. По возможности натаскав этих бойцов, вновь раскидал их равномерно по полку. Сидевший во мне гвардии капитан Паулс обозвал сей опыт курсами повышения квалификации штурмовиков, и одобрил решение уже обученных вернуть в родные подразделения - пусть теперь остальным показывают своё умение. Не отделяясь, а подтягивая отстающих - в смертельные атаки ведь всем идти, придётся, а не только выглядящим со стороны идиотами и самоубийцам. Лучших нельзя пускать первыми, обрекая на смерть - ведь они не видят, идёт ли кто за ними. Но из них нельзя и заградотряды создавать, чтобы пулемётами гнали трусов на другие пулемёты. Только в едином строю со смелым у робкого появляется шанс побороть свой страх, являющийся нормальным чувством для нормального человека.
В армии и так слишком много пропастей - между нижними чинами и их благородиями, между старослужащими и новичками, и список этот продолжать можно очень долго, причём противоречия отдельных групп настолько велики, что желательно держать их друг от друга подальше. Боевое братство - есть легенда выдуманная пропагандистами, на фронте не бывавшими.
Зубы стиснуты до хруста, Нервы скомканы в кулак. Поначалу нас здесь густо, А на финише костяк.
Мы один другого стоим, Каждый горло рвать готов, Но в полях один не воин, Нет надёжнее оков.
Так зачем же откалывать от войскового тела ещё один кусок, порождая внутреннее противостояние? За то, что стрелки всегда более опрятно выглядели и в лаптях не болтались, и так у прочих окопников внутри зависть нездоровая гнездилась. Но ведь снабжение то было равным, просто не продавали свои сапоги латыши за выпивку, мотивируя "У царя всего много - новые выдаст", а не выдаст, так с трупа сниму. Не хотелось латышу после войны, на свой хутор, вернувшись, от соседа, с которым и воевал вместе, до конца жизни глаза прятать. Такой же образ мыслей и у казаков существовал, и у ополченцев в следующей войне, как подсказал мне Паулс.