Смерть краскома
Шрифт:
Потому механик-моторист занялся своим делом, а я встал к штурвалу и с рассветом, нас уже с берега не могло достать ни одно орудие. Вздохнув с облегчением, смог сменить, наконец, полувоенный кайзеровский стяг на Андреевский, наспех сотворённый их простыни и нашитых на неё синих лент. Даже под одним гафелем переход ожидался не долгим, а успеть следовало много и прежде всего, сделать приборку. Если не убрать кровь сразу, то потом смердящий дух мертвечины вытравить будет невозможно, хоть тотально перекрашивай всё. Так же хотелось выяснить характер груза, который парусник так и не успел разгрузить в порту. Вскоре на борт заявятся царские мытари, и, разумеется, попытаются наложить лапу на всё. Ведь мы как бы военнослужащие и каперской лицензии не имели. Но с другой стороны, не имея собственного судна её бы и не дали нам, да и последний раз Россия сии разрешения на грабёж предлагала в Крымскую войну. Отдать вынудят много, сколько б с властями не гавкался. Но какой бы крестик-орденок не сулили и чем бы не угрожали,дальше передовой не сошлют. А если в рядовые разжалуют - так только спасибо скажу. Всю найденную оптику и патроны не отдам (даже тысчонка унитаров
Поскольку насос был подключён к движку, а воды за бортом хватало, вскоре, вытекающая через шпинаты жидкость потеряла даже розовые оттенки. Надетая одежонка у всех подлежала только утилизации, да и в фельдграу оставаться становилось уже рискованным, вскрыли ставшие бесхозными рундуки, и чистые тельники с матросскими костюмчиками нашлись на каждого. Даже пуговицы на бушлатах оказались не орлёными, а с нейтральными якорьками, так что на национальную принадлежность в одеянии ничто не указывало. Царь и кайзер до войны дружили и сдирали друг у друга, то фасон фуражки, то ещё какую мелочь, теперь послужившую нам. Весь отряд со мной в том числе, переоблачился "по-морскому", но так думали только мы. На траверзе Болдераи подбежала к бригантине миноноска, пообщались мы с её капитаном. С того момента прилипла ко мне кликуха "корсар" очевидно по причине происхождения их КОРСИ, хорошо ещё что не "пират".
1.5.
Очень вовремя подоспела миноноска, ибо подавлять недолеченную контузию в организме у меня закончились все силы, и я просто вырубился. Взяли нас на буксир и притащили в устье Даугавы к построенной ещё Орденом крепости Дюнамунде, ныне прозываемой Усть-Двинской. Именно здесь началось формирование латышских батальонов, а самый первый из них стал именоваться Усть-Двинским. Латыши и нынче составляли основную часть гарнизона крепости, и её русский начальник - генерал Гончаренко, превосходно с ними ладил. Из "своего" руководства застал хорошего знакомца, буквально на днях получившего чин полковника Карлиса Гоппера и это очень помогло в разрешении бюрократических вопросов. Он тут же телефонировал моему брату и тот примчался ближайшим же поездом. Причём не один, а в компании репортёров пары рижских газет, которым уже сам позвонил и сообщил жареную новость об очередной победе русского оружия в латышских руках. Справедливости ради, стоит добавить, что оружием мы пользовались германским, а в моём отряде преобладали велироссы. Сам я давать интервью был не в силах, но кассеты с фотоплёнкой запечатлевшей наши подвиги передал, а уж что мои ребята наболтали, не знаю. Хорошо, что пока в силах ещё находился, всем успел блоки в сознании поставить, что бы лишнего не трепали.
В крепости отряд и разместили, туда же и выгрузили содержимое трюма парусника, после чего брату дозволили перегнать судно к месту стоянки нашей фамильной шхуны и начать процедуру переоформления движимой собственности. Начальство крепости по моей просьбе "не заметило" оберматрозе Фельда, оформив его как беспаспорточного беженца-остзейца, а брат вскоре забрал моториста к себе в команду для работы того по специальности на старом месте. Трезвенник, да ещё с руками, являлся находкой. А меня вновь отвезли в хорошо уже знакомый Военный госпиталь на Брассе, и повторилась история посещения героя с фруктами и чтением стихов. Но теперь безотлучно со мной дежурила моя супруга, дабы никто более не посмел смутить мой пока не стойкий дух. Бумагу и карандаш доктор выдать дозволил и принялся я зарисовывать и записывать всё то что увидела душа посещая "будущее" захоронение в Джуксте. Хоть далеко от тела она отлучиться не могла, но и на небольшой площади, нематериальной сущности инженера повезло набрести на единицу бронетехники, две единицы авто и три оружия. Как я понял по пояснениям души погибшего Паулса все образцы довольно массовые и характерные для будущей войны. Винтовки Мосина и Маузера меня не удивили, их я и так знал превосходно, но вот пистолет-пулемёт Судаева поразил своей простотой и технологичностью. И его я, лёжа на госпитальной койке, постарался изобразить со всем тщанием, а затем отправил материал Даниле для творческого изучения. Оказывается без работы и со мной, и без меня он не скучал. Купил у хуторянина сухое грушевое дерево и с помощью добровольного помощника-стрелка, на гражданке работавшего краснодеревщиком, выстругал точную копию полюбившейся ему автоматической пушечки. Пусть теперь проделает то же по моим чертежам автоматического ружьеца. Гораздо больше трудов и времени потребовалось для документального оформления транспорта и лоханки из "воспоминаний о будущем" и тут супруга дала добро на привлечение помощников. Репортёр одной из газет вставил в заметке, что героя после контузии осенило, как улучшить виденный некогда "Вездеход" Пороховщикова. Но физически, из-за ранения, пока не имеет он возможности встать к кульману. На следующий же день толпилась в палате группа патриотически настроенных студентов и чертёжниц, готовых бесплатно работать на благо Победы. Начальник госпиталя сделал исключение, и палата превратилась в КБ с парой втиснутых чертёжных досок. Остальные волонтёры, "амбулаторно" посещая мед.учереждение, работали на дому по моим заданиям. А их сыпалось из меня столько, что в жене неожиданно проснулся неплохой организатор, и работы она упорядочила, разбив "бюро" на две группы, а потом их на подгруппы, дабы они уже сами варились в своём соку и мелкие вопросы решали, учителя не тревожа. Технический гуру (то есть я) в полубреду изрекал основные постулаты и направления поиска, а ученики работали над увековеченьем моих мыслей.
Я не стал "вспоминать" ГАЗ-овскую полуторку, а напрягся только над попавшими так же в
Очень не ко времени оказалась эвакуация оборудования завода , но для многого из, уже оформленного, особенно на начальном этапе, хватало. Модельщики сходу приступили строгать блок цилиндров двигателя и его головку. Ведь весил он как ныне производимый РБВЗ-6, скопированный с Мерседеса, а мощью его превосходил в разы. Самые сильные германские моторы Круппа-Даймлера для тягачей, равные "нашему" по силе, весили тонны.
Так же к отправке в самую крайнюю очередь приговорили небольшой токарно-слесарный участок. Его переориентировали на выточку запальных свечей, которые я "придумал", а на расположенном в Московском форштадте фарфоровом заводе Кузнецова заказали изоляторы к ним. Более того, так как изначально двигатель афишировался как для бронеавтомобиля, то с моей подачи с передовой был отозван Данила и приставлен в статусе военпреда к этому участку, с наказом, чтобы учил матчасть, пригодится. Ну и попутно справил ему в прифронтовом городе по случаю почти не липовую справку о среднем образовании, лишней не будет. Проходя, случайно заметил, как эвакуируемое Екатерининское высшее народное училище жгло во дворе свои архивы, и занимавшийся столь важным делом дворник за пузырь вынес мне не заполненный, но уже скреплённый печатью Аттестат. Вручать документ Даньке сразу не стал, пусть у меня в планшете пока полежит, кто знает, как судьба повернётся.
Но до этого угораздило его подвиг совершить. Ещё когда навещал он меня в Усть-Двинской крепости, в обратный путь нагрузил я здоровяка парой ящиков с 2-х сантиметровыми снарядиками для зенитки. Так вышло, что на той же неделе произошёл налёт на наши окопы германских Альбатросов и одного из них удалось ружейному мастеру угостить германским же гостинцем. Что хохлу хорошо, то немцу буквально смерть. Даньке действительно сделали хорошо - получил за самоотверженный поступок аж вторую Георгиевскую медаль.
Впрочем, наград удостоились по моему представлению и все члены нашего партизанского отряда. Оказывается, не столь важны, оказались уничтоженная батарея или шорох в Тукуме и Мерсрагсе, сколько взорванный мост в Джуксте. Снаряды в эшелоне везли под Нарчинск, где левый фланг Северного фронта в компании с соседями пытались наступать. Но хотели как лучше, а получилось как всегда, ибо в марте обычно распутица случается, что ну очень движению не способствует. Потери русской армии и так в десятки тысяч, могли оказаться значительней, окажись у германца боеприпасов вдосталь. Обделавшегося командующего 12-й армией сменили. Прибывший на замену генерал от инфантерии Радко-Дмитриев лично, в окружении свиты и журналистов, под магний фотовспышек вручил мне за героизм офицерского Георгия IV-й степени. Настроение в тот день было в коллективе игривое, и в знак благодарности я со "своим КБ" исполнил хором (водится за латышами такой маленький бздык) "Катюшу". Как то за работой напел всплывший в памяти Паулса мотив, который пожелали сразу же спеть все присутствующие - "нам песня строить и жить помогает" разучили немного раньше, и пение действительно не мешало.
Пресса кинулась записывать слова шлягера, а генерал, наконец, обратил внимание на толпившихся в уголке "моих" добровольных помощников и чертёжные доски. Когда узнал, что тут на коленке ведутся секретные разработки, изволил даже прогневаться. Непорядок разрешился мгновенно, студентов тут же призвали на военную службу с присуждением званий подпрапорщик и жалованьем 28 рублей 50 копеек, а так же взятием подписки о неразглашении. Барышень оформили вольнонаёмными служащими с таким же окладом, но плюс пайковые, квартирные, приварочные и ещё что-то. И разумеется так же с подпиской. Командиршей над ними установили мою супружницу, по совместительству взвалив не неё и секретную часть. Которую устроили в специально оборудованном помещении в уже знакомых казармах, где я помогал Пороховщикову делать "Вездеход". Лечение надлежало мне проходить по новому месту службы, ибо до полного выздоровления я назначался начальником вновь образованного Бюро конструирования (шарашка - по "понятиям" Паулса). Петь нам на новом месте разрешалось при прохождении строем в солдатскую столовую и обратно, а так же при вечерней прогулке перед сном. Кстати, котловое довольствие в полку было вполне сносным, и госпитальному не уступало. Удружил я новым своим помощникам или наоборот - вопрос спорный, но с продуктами в городе становилось всё хуже и хуже, а тут в пайке не ограничивались и даже в котелках барышням щи да кашу таскали.
Ольга-Акулина привезла в казарму свой "Зингер", а я заказал со склада Усть-Двинской крепости свои законные трофеи - рулоны офицерского сукна. Красилен в городе имелось в достатке и фельдграу превратилось в добротный чёрный габардин. А уж тот, благодаря умелым ручкам и смекалке моей жёнушки в галифе, под цвет так же трофейной моей кожанки. В голове витали воспоминания, о каких то эффектных чёрных мундирах войск SS, но было не до красоты пока. Более актуальными оказались "вспомнившиеся" комбезы для работы. Из самой дешёвой, но прочной ткани именуемой "джинс". Даня станочек для кнопок сотворив, обеспечил Олю фурнитурой, получив в ответ удобную рабочую одежду. А ещё "придумался" ребристый головной убор танкиста, и мою фантазию сообразительная жена воплотила в танкошлем.