Смерть краскома
Шрифт:
Какую-то не нужную нам утварь у рыбаков сменяли на большой отрез старой парусины, цвета грязного снега. Пошили масхалаты, лишь на время операции, чтобы потом скинуть и забыть, превратившись в бравых зольдатен Германской имперской армии. Патронов к открыто демонстрируемым Маузер 98 имелось не густо, сколько Бог послал, но заныкан у каждого ещё и Наган был, и тут ограничения с боеприпасами только вес нам выставлял. Ведь в ранце ещё умещался 2,5 кг "фонарик", шмат копченого шпека и сухари. Ну и обязательные мыльно-рыльные - неопрятность демаскировала, и прочая мелочёвка. Подготовившись, вышли, наконец, рискуя оторваться в море или провалиться под ставший не надёжным лёд, но удача дураков любит, и проскочить группе удалось без эксцессов. Как и вблизи от Тукума у рыбаков получить о противнике исчерпывающие разведданные. Даже один отчаянный парнишка вызвался к самым пушкам по лесным тропинкам вывести, но за это условие выставил - в отряд его включить, даже дедово ружьишко у него нашлось. До ночи на рыбацком хуторке хорошо отдохнули, и хозяйка
До переднего края было менее десяти вёрст, но преодоление трёх рядов окопов и проволоки, даже при поддержке с нашей стороны, без потерь не выходило, а мне понравилось не терять людей, а прирастать ими. Рыбак-проводник уже себе по размеру одёжку подобрал и переоделся, а дедов мушкет на Маузер сменил, и ничем от прочих не отличался, потому обращаться к нему я стал "рядовой Тук". Это не потому, что был он тёзкой знаменитого монаха, а таким вышло сокращение от тукумский, не Янкой же и его звать. Их и так на отделение трое, включая меня, хоть всем позывные псевдонимы придумывай. Наша небольшая колонна, смахивала на фуражирскую, тем более, что направились мы в противоположенную от фронта сторону. Может быть, поэтому скрыться получилось без приключений.
Припомнился один схрон в здешнем лесу, ещё в революцию пятого года боевиками вырытый. Мне туда бегать приходилось, когда брат их на своей шхуне за границу вывозил. Теперь я свой отряд в том тихом месте надумал припрятать, а лошадей пока на недалёком хуторе на постой определил. Бункер оказался обжит, и хозяйничал там один из наших бывших пассажиров по кличке "Бобис" - революционер с огромным стажем и опытом. Он и его соратники до войны так "шалили" что не уважать за удаль было нельзя, только в банке Гельсингфорса взяли полторасто тысяч. А ведь они ещё и на полицейские участки нападали, и даже на тюрьмы. Рижский централ полусотня боевиков без потерь взяла и приговорённых товарищей вызволила, а при нападении на тюрьму Зееборга, что в десятке вёрст от Либавы, и мне на стрёме постоять пришлось. Теперь боевик думал, как вызволить своего соратника взятого уже германцами. От замка Тукум время и предыдущие войны уберегли только башню Пилс. Пару сотен лет её уже использовали как тюрьму. Там то и томился видный деятель ЛСДРП - "Епис", так же бывший "пассажир" нашей шхуны.
В городке подпольщики сплошь из молодняка состояли и на серьёзное дело не годились, но сведенья собирали, а в своё войско головорезов я сам подбирал, так что решили помочь друг другу. Самым трудным являлось отвлечь комендантский взвод, расквартированный у башни. А выманить его проще всего получалось на экс. Наш человек с мукомольни сообщил, когда с фронта прибудет обоз намолотую муку забирать, вот его мой отряд на выходе из городка и должен был перехватить. На выручку обозникам рванёт весь гарнизон - то есть комендачи, а их встретят уже пулемёт и гранаты. Пару тюремщиков мы с Бобисом брали на себя.
Хорошо разработанные операции срываются редко, вот и наша удачно прошла. Помимо революционера вызволили из темницы ещё 18 душ, в основном особо буйных пленных русских нижних чинов. Оказались среди освобождённых заключённых и два германских зольдата, ждавших расстрела по приговору трибунала, я и им службу предложил. На месте сразу испытал последних кровью - вручив свой Люгер. Решился один, добив всех раненных соплеменников, а потом и друга-сидельца, отказавшегося мой приказ выполнить, и тем заслужил право войти в наш диверсионный отряд. Куда ему ещё деваться? Боевики за услугу шепнули мне адресок "резидента" в порту Мерсрагса - туда всего-то 40 верст на север. У лихих людей свой кодекс чести и в долгу оставаться не принято. Я с минуту смотрел, как растворилась парочка в тумане. Дел у них невпроворот, мировая революция, это вам не шутки! Дождавшись, когда мы останемся вдвоём, немец, которого звали Отто, заявил что знает, где комендант прятал ценности, что смог награбить по округе. Туда так же и недавно присланное жалованье для передачи в финчасть ближайшей дивизии сложили - а это сумма значительная. И всё это не в пещере Али-бабы, а в той же башне Пилс, только в противоположном от тюремного конце. В толстой стене был замаскирован сэйф размером с однодверный шкаф, ключиком для
Следует внести ясность в понимание менталитета нации на текущий момент. Ведь никого не удивляет то, что евреи наложили на образ Одессы-мамы своеобразный шарм. Но чем отличались евреи от старообрядцев или латышей? Те же гонимые, живущие в двух системах координат. Мало афишировалось, но наследством пребывания в Речи Посполитой, явился подавляющий процент иудейского населения в городах Курляндии. Прекрасно уживавшийся с так же угнетаемыми куршами и семигалами - и те и другие ненавидели угнетателей, так же национально окрашенных - остзейцев. Царь Пётр и его наследники, отвоевав край, не принялись рушить отлаженный механизм и менять элиту, на русскую, мудро превратив немцев в прокладку. Используя давно известную формулу "Царь хороший, это бояре гады", где вместо бояр были бароны. Даже наведение порядка при бунтах русскими войсками, на великороссов как нацию обиду не наводило - как не обижаются на бездушный инструмент причиняющий боль, это его функция, а не потребность. Но со временем в городах среди рабочих и солдат очень усилилась работа прекрасно говорящих и по латышски местных еврейских агитаторов, вначале из Бунда, а потом значительное их число влилось во вновь созданную Социал-Демократию Латвийского Края, причём сразу в радикальное боевое крыло, напоминающее сицилийскую мафию. Население, фрондирующее в основной своей массе, если не поддерживала эсдеков напрямую, но сочувствующее.
Не заложили нас оккупационным властям по этой причине. Хотя когда после ночного перехода до озера Энгуре добрались, на окрестных хуторах не могли не слышать топоров дровосеков землянки ладящих. Здешние леса я так же с ружьишком исходил в юности, потому практически знал, где легче спрятаться. Но в подобравшейся компании служители охотничьей богини Медне были, посерьёзней меня, только называли они её иначе. Мною из башни освобождённые все из нашей ХII армии оказались, а она состояла сплошь из латышей и сибиряков, половина которых до призыва тайгой кормилась. Чему я только обрадовался - надоело во все бочки затычкой лезть. Свою винтовку с оптикой вручил мелкому мужичку, по обличию явно с азиатскими кровями, но с редким даром пулю чувствовать - инструментом должен пользоваться мастер. Попасть в глаз бегущему зайцу за сотню шагов - это впечатлило, снайпера окрестил Мазай, тот тоже по зайцам практиковался. Ещё один спец такого же уровня нашёлся по дракам восточным, не запомнил названия, хотя расслышал что-то про нанайцев. Тут уж мне всерьёз с ним помахаться пришлось, за линией фронта авторитет одними погонами не заработать - стая выбирает сильнейшего в вожаки и требовалось этому соответствовать. Хотя я только обрадовался, что, наконец, достойный спаринг-партнёр появился, который в весе хоть и уступал мне изрядно, но верток, оказался неимоверно. Потирая ушибленные места, Нанай что-то проворчал, что мне следовало предупреждать о том, что за меня духи ворожат, но почувствовал с этого момента исходящую от него преданность превосходящую даже собачью. Своей властью возвёл его в младшие унтер-офицеры и обязал ежедневно не менее двух часов бойцов рукопашке обучать. СО ВСЕЙ СТРОГОСТЬЮ!
Просто отсиживаться и толстеть не халявных харчах было перед самим собой стыдно, потому, когда через недельку наш партизанский быт наладился, малыми группами принялся народ выводить на диверсионные операции - уж больно место было удобным. Ведь на станции Тукум А/О Московско-Виндаво-Рыбинская ж.д. раздваивалась веткой на сам порт Виндаву и столицу Курляндии Митаву. А по первой ветке, как раз в разумной от нас отдалённости за станцией Церен разбегалась ещё узкоколейная Стендско-Виндавская ж.д. сеть. Нынче всё это построенное на русские деньги дорожное изобилие трудилось на германскую армию, и это безобразие требовалось хоть отчасти унять.
Первоначальные задания группам ставились не сложные, типа "Пойдёшь в деревню и отравишь колодец". Хотя с учётом специфики того, что жили в Курляндии не деревнями, а на хуторах или при имениях, имевших водозаборные колонки, ядом (которого и не имелось) мы не пользовались. Но вот в удовольствии из ближайшего леска расстрелять пяток расслабившихся на отдыхе в имении германских военнослужащих (желательно в званиях) не отказывали. Другим развлечением, были засады на мелкие обозики на дорогах. Сибиряки очень грамотно умели уходить лесами от преследователей, а стрелки старательно эту науку перенимали.
При нападении на спирто-крахмальный заводик, планировалось продукцией, бывшей повсеместно валютой, разжиться. Но помимо огненной воды наткнулись на складе готовой продукции ещё и на три ящика хозяйственного мыла, которое являлось валютой ещё более конвертируемой - давно уже все в бане только золой пользовались. Разумеется, и эту драгоценность прихватили, перед тем как поджечь стратегическое предприятие. Но в банный день на мыло поступили нарекания - оно не мылилось. Тогда только выяснилось, что очевидно так спиртовиков развели немецкие сапёры, всучив за шнапс очень похожий на мыло новомодный тол.