Смерть мертвым душам!
Шрифт:
— Значит, надо написать. В чем проблема, а? Это ж дети, им же про что нужно? — спросил Наместник.
— Про природу, — подсказал кто-то. — Ну там, зайчики, белочки.
— Вот давайте и напишем про природу. — Наместник задумался, заскрипел и выдал: — Зайчик раз гулять пошел, на полянку он пришел! [18]
— Гениально! — зааплодировали вокруг страницы. — Вы прирожденный поэт!
— Да ладно вам, — польщенно сказал том, — так уж и прирожденный… И вот еще: Детки, природу нужно любить! Мы ее с вами не сможем
18
Все цитируемые «детские стихи» — плод фантазии авторов. Любые совпадения с реальными стихотворениями случайны.
— Блестяще!
— Прекрасно!
— М-да? — с сомнением спросил Наместник. — Никогда не думал, что сочинять стихи так просто. Вы записывайте кто-нибудь, у меня ручной издатель есть, прикормленный. Он издаст… Тысяч сто тиража для начала, думаю, нормально будет…
Он вдруг затих и почти прошептал:
— А это вообще гениально: На полянку прилетев, затокует тетерев!
С верхней полки раздался дружный хохот. Пушкин, Тютчев, Есенин покатывались со смеху:
— «Тетерев»! Это мощнее, чем
«Зефир приятный одевает цветы Красны и вонны чрез многие леты»! [19]А ты еще над Тредиаковским издевался! Да уж… «тетерев»!
Рожь на обложке Наместника начала багроветь.
— Слушайте! Слушайте! — шелестел страницами томик стихов Пушкина. — У меня тоже пара гениальных строк:
Разудалый ухарь, эта птица глухарь!19
Василий Тредиаковский. Стихи похвальные Парижу.
Над багровой рожью начали подниматься грозовые тучи.
— Ламца-дрица-гоп-ца-ца, прилетела синица, — продекламировал Маяковский.
— Не мигая, в душу, вглубь, — подхватил Есенин, — смотрит голодной голубь!
— Молчать! — Наместник сорвался в поросячий визг. — Рты позакрывали!
Ответом ему был слаженный хохот с полки классиков. Его не смогло заглушить даже щебетание «попугайчиков», которые составляли теперь большинство в библиотеке.
Всех заставил замолчать глухой мрачный голос, который произнес три слова:
— Что… здесь… происходит?
Классики поперхнулись собственным смехом. Серийные книжки замерли по стойке «смирно». Обложка Наместника стремительно побелела.
— Тут… это… — проблеял он. — Нарушители спокойствия…
— А я тебя зачем тут оставил? — процедили
— Но… это же Есенин, Толстой, Пушкин… Наше всё.
— Ваше всё — это я!
На верхней полке между тем началась еле слышная возня.
— Давай! — шептали Гоголю соседи. — Поставь его на место! Это ведь твоя книга!
Первый том собрания сочинений Николая Васильевича прокашлялся и заявил:
— Эй ты! Ошибка моего таланта! А ну…
— Твоего таланта? — теперь голос Императора гремел во всю мощь. — Ты меня сжег! Даже не ты, а тот, кто меня написал… как и тебя! Ненавижу вас обоих… вас всех! Нет у меня больше автора, ясно? Никто не может мне приказывать!
В наступившем молчании было слышно, как нервно сглотнул кто-то среди классиков. А кто-то из «попугайчиков» восторженно прошептал:
— Сейчас он их выпьет! Всех! Досуха!
— Много чести, — слегка понизили голос Мертвые души. — И текст у них того… невкусный. У меня еще после Ульфа Старка изжога. Ограничимся пока ссылкой!
Ильф-и-Петров, который воспользовался ситуацией и пробился ближе к проходу между стеллажами, крикнул:
— Не имеешь права! Мы все тут стоим по каталогу! Это закон!
— Закон… — презрительно повторил Император. — Закон — это всего лишь буковки. А буковки так легко переписать…
Глава 17
Долго и счастливо
Назавтра Валя пришла в библиотеку позже обычного. Брела нога за ногу. Сверху капало, внизу чавкало, на душе скребло. Вчерашний просмотр телевизора оказался настоящим мучением. Валя нашла целых два детских канала, и на обоих лупоглазые монстры вели такие тупые битвы с лупоглазыми героями, что Валя заподозрила — а не из глянцевых ли книжек взялись все эти мультики? Или наоборот? В общем, переключилась на канал про животных и весь вечер изучала разные породы собак.
В библиотеке она застала вчерашнюю картину: бабушка с яростным бормотанием стучала по клавиатуре, а Кира хлюпала носом над книжкой про любовь. Обложка, правда, была уже другая: теперь красавица была рыжеволосой и смотрела она не снизу вверх, а глаза в глаза. Мужчина, впрочем, не поменялся — это был все тот же Киркоров, только в строгом костюме.
— Ки-и-ир, — заныла Валя, — а поговори со мной.
— А? — ответила Кира. — Да… сейчас… Пять страниц осталось.
Валя вздохнула и уселась рядом, положив голову на руки. Пять страниц пролетели действительно быстро. Кира захлопнула книжку и с облегчением сообщила:
— Поженились.
— Здорово, — без особой радости сказала Валя. — А потом?
— Что потом? — не поняла Кира.
— Ну вот поженились они, а потом что?
— Как что? Живут долго и счастливо. Он ей цветы дарит… каждый день. Кофе в постель подает по утрам. Сюрпризы всякие…
— Какие?! — Валя подняла голову с рук.
Сюрпризы она любила.
— Ну… — Кира пожала плечами, — Откуда я знаю? Это мужское дело — сюрпризы придумывать.
Валя молча не согласилась. Сюрприз она могла выдумать и сама. Да так, что папа с мамой за голову хватались.