Смерть на фуршете
Шрифт:
— А из «Митридата»? — наигрывая интерес, спросил Трешнев.
— Естественно, исторический детектив.
— А что значит: «причесываете»? — с осторожной доброжелательностью спросила Ксения. — Это рерайт?
— Какой еще рерайт? — Трешнев вдруг грозно посмотрел на Ксению: попридержи язык! — При чем здесь рерайт?
Но вдруг и без того добродушное лицо Стахнова озарила улыбка.
— Подожди, Андрюша! Твоя прекрасная, хлебосольная Ксения хочет эвфемизмами прикрыть то, что мы делаем.
— Как «Вор» Леонида Леонова? — все же кое-что из университетского курса литературы Ксения помнила.
— Нет! Леонов «Вора» ухудшил по старости лет, а мы улучшаем.
— Скорее у нас получится что-то типа «Хазарского романа» Павича… — скромно заметил Клюшников.
— И что дальше? — не отставала Ксения.
— Как что дальше? Улицкая — хорошо, Рубина — прекрасно, Евгений Попов — замечательно, а все же надо новых раскручивать в этом сегменте. Подошел Горчаковский. Начал шумно, получил первые премии, привлек читателей…
— И нашу Татьяну Гавриловну увлек…
— Старик, не будем! — поднял Стахнов ладонь. — Сейчас не об этом. Хотя, конечно, при раскрутке дисциплина должна быть железной… Естественно, что в этом году «Норрку» должен был получить роман Горчаковского. Но другой, не «Стерлядь». Однако Игорек запутался во всех своих обстоятельствах и не выдал «на-гора» даже полуфабрикат…
Вдруг Стахнов, посмотрев на свою опорожненную стопку, спохватился:
— Все, Андрюша! Извини, но мы с Аркадием не можем пустить твою прекрасную украиночку в нашу российскую творческую кухню.
— Спокойно, Лева. Чужие здесь не ходят. Ксения — свой человек. А деликатесы — от ее киевского супруга…
Стопки вновь заиграли золотистой горилкой.
— Старик, ты всегда появляешься с красивыми бабами, извините, Ксения, но неужели никто из них не продемонстрировал тебе, что женщины — коварны?
— А чего мне Ксения будет демонстрировать, если она тоже работала по проекту «Прощение Славянского»…
— И вы?! — Стахнов протянул ей руку, а когда она подала свою, перецеловал пальцы. — Старички, у меня сложилось впечатление, что по этому проекту работала половина литературной Москвы.
— А что ты хочешь? — удивился Клюшников. — Сто тридцать романов. Или сто сорок…
— И как ваш роман назывался? — Теперь бдительность Стахнова подогрело выпитое. — Идеально нарезал, — это трижды академик сказал Клюшникову, закусив кружком украинской.
Но и Ксения уже кое-чему выучилась в этом мире литературных пройдох.
— Вы кровянку попробуйте… Я им написала два романа… — Трешнев с восхищением посмотрел на нее. — «Вторая смена старого жулика» и «Обмани меня нежно», однако названия почему-то не понравились Камельковскому,
— Вряд ли они будут. — Стахнов повертел в руке пустую стопку. — Камельковский — банкрот!
— Ну и прекрасно! — воскликнул Трешнев. — Сколько можно суррогаты гнать!
— Он закончил — мы продолжаем. Наливай! — скомандовал Стахнов.
— Ну, у вас более сложные задачи…
— Какие там задачи! Московские вариации римской весны миссис Стоун… — Трешнев и Ксения переглянулись, но переспрашивать ничего не стали. — Ладно бы только это… Но не будем грузить вас бестеровскими проблемами. Очень надеюсь, что Горчаковский не входит в круг вашего чтения.
— Извини, Лева, но мы все читаем, — важно сказал Трешнев и наконец выпил свою стопку. Закусил кровянкой, которую ловко, несмотря на жару, начал разделывать Клюшников. — Литераторы должны читать все, ничем не брезговать, попирать запреты. Представь: что будет, если врач, ну, например, венеролог, заявит, — извини и меня, Ксения, ты тоже филолог, — заявит: лечу только триппер, а сифилис — не буду.
— Бог миловал, — пробормотал Стахнов.
— Конечно, удовольствия особого не испытываешь, но… Всюду можно найти интересное. Например, в «Радужной стерляди» Ксения заметила…
Трешневский заход на цель неожиданно был прерван.
К ним подошли Карина и Адриан, многодетная пара академиков семейного стола Академии фуршетов, которых Ксении показали еще на «Норрке».
— Добрый вечер, сударыня и судари! — Адриан склонил перед ними седую гриву. — Прошу прощения, но мы с Кариной уже несколько минут не можем прийти в себя от обонятельных галлюцинаций. Когда она сказала мне, что слышит аромат украинской колбасы с Полтавщины, я посмеялся, но через несколько мгновений и сам его почувствовал. Не знаю, правда, с Полтавщины ли…
— С Полтавщины! — твердо сказала Карина. — Глобино или Миргород.
— Нельзя спорить, — с почтением произнес Адриан. — Карина — специалист. И хотя мой родной Днепропетровск ближе к Миргороду, чем ее родная Одесса, знаю: в колбасах она никогда не ошибается. Впрочем, как и в литературе.
— Но запах кровянки учуял именно Адриан! — воскликнула Карина. — Неужели это подали на фуршете?
— Сейчас! — скривил губы Стахнов. — Это все она, Ксения, волшебница. Одарила не только питием.
— Пожалуйста, — пригласила Ксения, — отведайте привет с родины.
— Мы почти что из научных целей, — смутилась Карина. — Не голодны, что и говорить.
Она оглянулась на опустошенные фуршетные столы.
— А мы что, голодны?! — удивился Стахнов. — Просто собралась хорошая компания. Адриан, будешь? — Он впервые взялся за бутыль горилки. Хорошо, что литровая.
— Полстопки.
— А мне три четверти, — сказала Карина.