Смерть на фуршете
Шрифт:
Трешнев вдруг разулыбался:
— Я Андрей Филиппович, я. Спасибо! Передайте ему привет… Ну, каков… — обратился он к Ксении, когда парень скрылся за дверью. — Заботится об отце, помнит его повадки… Еще и воспитывает. Чай в том бокале прислал, который мы ему с женой в детстве купили. Там целый сервизик был… только бокал остался… И надо же, летает с ним…
После завтрака все развеселились. Сон отступил окончательно, и Трешнев, рассказав Караванову о том, что они узнали на «Щедринке», стал подначивать членов президиума Академии фуршетов, обвиняя их в бездеятельности,
— Скажи честно, Алексей Максимилианович, что ты сделал для розыска «Кизилового утеса»?
Президент резонно напомнил, что у самих сыскарей чехарда со следователями, и предложил не проявлять излишней инициативы без официальных запросов.
Но здесь заинтересовался Караванов, который до этого не знал об истории с «Кизиловым утесом», а теперь оживился.
— Это что-то очень мне напоминает!
— Что тебе напоминает? — удивился Трешнев.
— Ну, то, что в «Радужной стерляди» оказались куски этого романа. Интересно бы посмотреть…
— Что посмотреть, Воля? «Кизиловый утес»? Вот найдем его — и посмотришь!
— Да нет же! С «Утесом» я, кажется, более или менее понимаю. «Стерлядь» эту посмотреть!
— А ты что же, не читал?! — поразился Трешнев не менее, чем Инесса несколько дней тому назад. — Хорошенькое дельце! Нам же Инесса еще когда сказала о вкраплениях этих…
— Ты какой-то странный, Андрюша, — удивился Воля. — Что, мне больше делать нечего, как читать «Стерлядь»? Мне что, заказывали ее читать? Давали на экспертное заключение?
Трешнев заметно растерялся, но Ксения, которая, сама не зная почему, таскала с собой том премированного романа, сунула его Караванову:
— Я тебе даю на заключение! О гонораре договоримся. Смотри!
Воля послушно стал листать книгу, вглядываясь в страницы, а Трешнев все не мог успокоиться:
— Как же так?! Ведь вроде взялись всем миром… Столько трупов вокруг одной книжки — не шутка!
— По пьянке погибает куда больше, — проговорил президент, сидевший с дорожными шорами на глазах (откуда они их только раздобыли). — И вообще беспричинно.
— Ну, братцы! — Казалось, Трешнев вот-вот лишится речи. — А хотя бы простой интерес?!
— Интерес не должен представлять угрозу здоровью, — наставительно произнес Воля. — И кстати, даже не читая сочинение Горчаковского, а только заглянув в него, могу кое-что сказать об этой «Кизиловой скале»… или утесе, как вы говорите.
По словам Воли выходило, что история с переводом турецкого романа, о котором рассказал Адриан, имела замысловатое продолжение. Воля был главным редактором в «Парнасе», а Камельковский как раз выпутывался из одной своей курортной истории. Оказавшись без жены на Родосе, он было удачно запрыгнул на одну знойную россиянку, которая, однако, оказалась искусной авантюристкой и по возвращении в Москву стала успешно шантажировать Авессаломыча. Одно время Пантелеич, знаменитый юрисконсульт «Парнаса», едва ли не ночевал в судах, пытаясь укротить непримиримую возлюбленную своего начальника. Центнерный Камельковский потерял едва ли не пуд от финансовых переживаний,
— Помню! — оживился Трешнев. — «Ребро Адама, бедро Евы», «Загорелые лодыжки», «Зона бикини»…
— Неужели все прочел? — не без иронии спросил Воля. — Мог бы еще наслаждаться, но проект свернули после выхода романа «Вид сзади». Какой-то депутат… кажется, из фракции ЛДПР… усмотрел в нем какие-то неподобающие намеки… Между прочим, возможно, намеки и так далее были. Ведь тексты шили из всего, что попадалось под руку. Например, Камельковский потребовал от своего любимого литературного негра, который писал от его имени, встроить эту самую родосскую историю, вплоть до судебных документов, в роман «Пот измены»…
Трешнев присвистнул:
— Это я не читал, точно. И даже не видел.
— Четыре тиража ушло сразу со складов за Урал и на Дальний Восток, а сколько Авессаломыч напечатал левака, знает только он. Но я о другом романе. Его принес нам Валя Задорожнев…
— Но при чем здесь «Кизиловый утес»?!
— Дело в том, что эти «Русские курортницы» шли у нас под единой фамилией вымышленного автора… некой супружеской пары… Авессаломыч придумал… Как их там…
— Татьяна и Руслан Байдаровы, — подсказал президент, недвижный под своими шорами.
— Леша! Титан! Неужели тоже читал?
— Встраивал в масскультовый контекст… а что Задорожнев?
— Прослышал про серию. Ну, это нетрудно, ведь Валя не только факты, но и склоки со всех столов собирает… Принес роман. Очень похожий на тот перевод, о котором вы говорите. Читаем. Даже интересно. У всех заграница: Египет, Тунис, Адриатика — а здесь Крым. Правда, эротики там было маловато — но Валя пообещал прибавить. Камельковский ему гонорар выплатил, причем даже чуть выше остальных, поскольку редактором на книге была Марина Сухорядова, по некоторому стечению обстоятельств некогда бывшая подружкой, а то и супругой нашего Вали.
— Что-то я тебя, Воля, здесь не совсем пойму, — врезался Трешнев. — Ведь Авессаломыч — скупердяй несравненный! И вдруг гонорар! Повышенный!
— Андрюша, ты на высоте не уловил подробность. — Воля, как обычно, был невозмутим. — Серия шла под общим псевдонимом, и все тексты мы закупали разом, на корню, навсегда. Конечно, гонорары все равно были слабенькие, но на фоне общей финансовой политики «Парнаса» даже привлекательные. Ты никогда не забывай, в каком времени живем.
— Понял! — нетерпеливость была одной из основных черт Трешнева. — Но тогда получается, что Валюшка, хорек еще тот, выпадало несчастье иметь с ним дело, взял перевод турецкого романа, сделанного его Махаббат, перелицевал текст в крымскую курортную историю, прибавил по заказу старого козла Камельковского эротики…
— В данном конкретном случае не «старого козла», а прозорливого редактора, — поправил Ласов.
— Хорошо, старого прозорливого козла, — не отступил Трешнев. — И чем закончилось?