Смерть на выбор
Шрифт:
Нина вздохнула и наполнила водой беспроводный чайник — мечту молодоженов. Чей-то свадебный подарок. Потом занялась поисками джезвы, потом достала кофемолку. Обычно они пили растворимый кофе. Кофе настоящий — это настоящий ритуал. Сейчас хотелось именно ритуала, чтобы отвлечься и развлечься.
Максим же уселся в «свое» кухонное кресло, со вкусом закурил и продолжал расспрашивать. В своем неподражаемом стиле:
— Ну, так это действительно история загадочная. И мужик-геолог — занятный. Правильно Горюнов их зафиксировал. Я не думаю, что геолог про подкинутый кинжал придумал.
— Да, прогрессивная технология, — ввернула словечко Нина.
— Я ж ничего не утверждаю, я тебя спрашиваю, — отмахнулся журналист. — Там у него какая-то пещера Аладдина. Деревья, ковры, пыль… И сам старичок — этакий интеллектуальный Кащей Бессмертный. Про эзотеризм какой-то рассуждает.
Нина хихикнула. Иногда Максим поражал бессознательными, но верными выводами. Кащей, хранящий некое тайное учение. Все правильно.
— Эзотерикос — по-гречески внутренний, то есть нечто тайное, скрытое, предназначенное исключительно для посвященных.
— Ну вот, я же говорю! И он говорит правду, что не знает, откуда кинжал. Я-то, когда вошел к нему, подумал, будто там сумасшедший живет или шарлатан.
— А он не шарлатан?
Максим уверенно помотал головой:
— Если и шарлатан, то бескорыстный, добросовестно заблуждающийся.
Ритуал разгорался. Кухня наполнилась дивным ароматом настоящего аравийского кофе. Не финские «Паула» или «Президент», не выхолощенный «Мак-Кормик» или «Нескафе», пусть даже в гранулах. Кофейный аромат пустыни — зерна, вызревшие на родине зерна, сначала прокаленные обжигающим солнцем Аравии, потом обжаренные прямым потомком того пастуха, который первым нашел в кострище приятно пахнущие коричневые полуовальные семечки, зерна, размолотые и сваренные в соответствии со строгими предписаниями османских кулинарных книг. Теперь эти зерна превратились в напиток богов. Нина наполнила чашечки костяного фарфора, рядом поставила стаканы с родниковой водой, — правда, из родника водичка попала в бутылку, потом в магазин и лишь потом в их с Максимом холодильник. И села напротив мужа. Неспешный, полусказочный разговор за кофе — тоже часть ритуала.
— Выяснить мне удалось не очень много. Из того, что может тебя заинтересовать, лишь две-три вещи. Во-первых, эти кинжалы — йеменские, это точно, также нечто подобное можно увидеть в некоторых странах Залива. Персидского залива. — Она поправилась, вспомнив, что не каждый обязан быть в курсе территориально-топонимических дискуссий. Максим, во всяком случае, не обязан. — Так вот. То, что кинжал оттуда, — это точно. Следующее. Такие кинжалы — как и повсюду — символ чести. К примеру, их отбирают у подсудимых. Если оправдывают, то нож возвращают. Есть еще одно испытание — на честность. Такой Божий суд. Нож этот раскаляют, и человек, заподозренный во лжи, должен лизнуть лезвие. Если, обжегся, значит, лжет. Если нет — говорит правду.
— Дикие люди! — Максим с кайфом отхлебнул из чашки. Кофе Нина готовить умела.
— Ничуть не более дикие, чем твои излюбленные имиджмейкеры. — Максим пару месяцев назад, накануне выборов в Думу, разразился огромной статьей
— Твои творцы имиджей уверены, что серо-стальной строгий костюм с галстуками холодных оттенков заставят широкие массы избирателей, на их высоконаучном языке — электорат, забыть, как нынешний президент дирижировал оркестром в Берлине и проспал встречу с премьером захолустной Ирландии. Причем ссылаются на психологические феномены.
Те, кто сейчас пытается проникнуть в тайну этого древнего обычая, уверяют: лгун переживает, во рту у него пересыхает, вот он и обжигает язык. Тот же, кто говорит правду, в себе уверен, и слюна смягчит ожог. Точно такая же психология.
Максим навострил уши — впереди куда более важные выборы. Про имиджмейкеров еще писать придется, тема, что называется, горячая, а в рассуждениях Нины есть резон. И варварство — слово хорошее, не заезженное.
— Так что поосторожнее с терминами.
Нина допила кофе и вновь наполнила чашки. Явное нарушение правил. Но она так редко устраивает себе такое вот кофейное удовольствие. Ограничиться одной порцией — грех.
— Ну, лижут они эти кинжалы. Что еще?
— Еще они с их помощью защищают свою поруганную честь. Правда, я не сумела выяснить, есть ли какие-то особые приемы фехтования именно этими кинжалами. Единственное — их носят все или почти все взрослые мужчины. Практически не снимая. Следовательно, удар может быть нанесен в любую минуту. Вот так сидят в шатре, пьют кофе — и бух.
— Такое коварство?
— При чем здесь коварство? — покачала головой Нина. — Как сказал Сергей Валентинович — тот ученый, что меня консультировал, — когда ты защищаешь свою честь или честь рода, военная хитрость вполне допустима.
Нина улыбнулась, вспомнив, как именно кандидат наук Перцев рассказывал историю о подпольных ударах кинжалом.
— Они так и отвечают: ты дождись момента и ударь, только посильнее. Чтобы сразу насмерть.
— Серьезные люди!
— Обычные. Только я не пойму, как это тебе может пригодиться.
— Я тоже пока не пойму… — Максим кивнул, уверенно и деловито. — Что еще?
— Еще… — Иногда очень хочется «подправить» чересчур уверенное лицо, к примеру, при помощи кофейной гущи. Нина подавила бессознательный порыв.
— Да, да… — Максим, как обычно, был нетерпелив.
— Еще это орудие казни. Вроде гильотины.
— Но он же такой маленький!
— Видимо, дело не в размере…
— А в чем?.. Попробуй такой фигулькой отрубить голову… Там же надо перерубить позвонки, а это довольно трудно.
— Меня всегда поражали твои познания в анатомии!
— Да ладно, не важно! — отмахнулся Максим, поскольку не было времени отвлекаться на лесть.
— Но я не уверена, что единственный способ казнить — это отрубить голову.
— Естественно! Есть еще расстрел, потом повешение, четвертование. Ну и, наверное, всякая экзотика там — в масле сварить, то-се.