Смерть на выбор
Шрифт:
— И вот ты вернулась…
— Да, мы с ребятами, конечно, намаялись, и так тяжело, потом таможня, доставка, шум, гам…
— И когда ты добралась… — поспешил помочь девице Максим.
— Да, входим, с Гришкой. Он мешок бух к дивану и вдруг как ойкнет. Ну, тут любой бы не сдержался, — она тут же реабилитировала неведомого Гришку, — представляешь — вот здесь, одно за другим — такие темно-бордовые пятна, как кровь. Каплями, каплями… И рядом этот нож. Кривой такой, но убить им вполне можно. — Девица погрузилась в раздумья, вероятно об
— И что?
— Что-что, — она и сама не склонна была к излишне долгим рассусоливаниям, — мы с Гришкой так рассудили. Надо в милицию заявить. Вдруг и впрямь кровь. Я-то, ваще, не хотела. Ну их, морока одна. А он говорит: вдруг это конкуренты нас подставляют. Потом заявятся менты с обыском по заяве чьей-нибудь — и пой им, откуда пятна и нож.
— А в милиции?
— Они без интереса отнеслись. Даже не пришли на анализ пятна эти взять. И нож мне отдали. Только заставили написать, что и как. И все. А мне до этого дела нет. Мы отметились, и все.
— Ну а нож где? — не давал ей тянуть резину Максим.
— А я знаю? — Челнок Иванова знала, кому и как отвечать. — Где-то тут сначала валялся. Потом его Гришка друзьям отнес.
— Вот такой нож? — Максим достал из сумки кинжал, позаимствованный у музыканта.
— Он и есть, — немедленно отреагировала девица. — А откуда он у тебя? — Журналист пискнуть не успел, как она выхватила нож. Вот что значит современная челночная закалка. — И кругляшки такие же на ручке. Он самый…
Максим посуровел лицом и отобрал кинжал у распоясавшейся жрицы рынка.
— Это — другой. Просто очень похожий.
— Это точно. — Она нисколько не обиделась. — А откуда он у тебя?
Журналист совершенно не намеревался делиться информацией с кем бы то ни было, тем более с явно настырной, временно не работающей Натальей Ивановой. И поспешил ретироваться.
— Ну ладно, разбирай свой товар. Спасибо за помощь.
Она не спорила, лишь нахально ухмыльнулась и пошлепала к выходу. До замков подлинный рыночник никого не допускает.
Купчинский слесарь работал за точно такой же металлической дверью, что и челнок Иванова. Только замков и цепей класса «Цербер» не было. Действительно — зачем? И какому сумасброду взбрело в голову укреплять металлом вход в слесарную обитель ЖЭКа номер какой-то? Дверь, безусловно, была самой дорогой вещью, имеющейся в этой просторной полупустой комнате. Все остальное — деревянные скамейки, принесенные сюда, когда закрылся жэковский красный уголок, пара поломанных стульев, диван с продранной обшивкой и полки с инструментами — нельзя было считать материальными ценностями в полном смысле этого слова.
Максим поискал звонок, потом постучал в гулкую дверь, потом зашел. Рабочие были на месте. Почему не откликались — непонятно, скорее всего их достали жильцы-жалобщики. Руки у жильцов, как известно, растут не из того места, сделать ни черта не могут — то у них кран течет, то унитаз засорился, и с каждой
Максим постоял, вслушиваясь в разговор, больше похожий на спор. Хотя очевидных разногласий не было. Очень похоже на парламент.
— Не, мужики, не может быть, чтоб они перед выборами цены на водку подняли.
— Верно, не может. Однако в «Коммерсанте» этом им видней, они туда ближе.
— А может, поднимут, а потом спустят…
— Или зарплату поднимут, чтоб я, как и раньше, на оклад зарплаты мог сто поллитровок купить. Я двадцать лет работаю. Всегда оно так было, и при Брежневе, и при Андропове, и при Горбачеве. Сто поллитр — и не греши.
— Тогда зачем она дорожает? — Резонный, достойный не только думских прений вопрос заставил присутствующих замолчать. Паузой воспользовался матерый репортер:
— Мужики, а Степан Баканов здесь?
— Здесь, — неохотно откликнулся один из слесарей, — а что надо? — Он мучительно пытался вспомнить, где раньше он видел Максима и какой ремонт сделал у него некачественно.
— Да я из газеты, к нему, — немедленно рассеял сомнения искомого слесаря Максим.
— Из газеты? — В вопросе явно проступал подтекст: какого такого надо человеку из газеты от честного слесаря Баканова?
— Это вы?
— Дык, я… Я… — наконец кивнул мужичок в кепке и с крайне интеллигентным лицом.
— Очень приятно. — Журналист энергично тряхнул протянутую руку. Правильное рукопожатие — основа журналистского преуспеяния. — Я из газеты «Невский голос», вот по какому вопросу. Мы готовим статью насчет странных преступлений, очень серьезная тема. — Чтобы быть понятым, Максим припоминал ранее услышанные здесь обороты и интонации. — И с вами ведь произошла подобная странная история? Правда?
— Какая история?
— Ну, с кинжалом… — помог слесарю Максим.
— А ведь верно, Степан, мы совсем и забыли про этот нож, — впутался в разговор лысый слесарь, сидевший на диване рядом с Бакановым.
— Какой нож, ножище! — живо поддержал товарища другой, черненький и молоденький.
Слесарь Степан Баканов смутился.
— Дык, какое там. Чего там, — вдруг начал приговаривать он. Но с рассказом не торопился.
Максим достал диктофон и щелкнул кнопкой. Подбодрить такого рода людей, с признаками пропитого разума — а он угадал в Баканове спившегося еще в застой инженера или МНС, — можно только одним способом: дать понять, что от них зависят многие уважаемые люди.