Смерть наяву
Шрифт:
— Это дома у меня, что ли? — удивленно спросил Голицын, рассматривая свое изображение. — Н-да, ну и рожа вышла…
— Просто пить надо меньше, дорогой мой клиент, — выдала я сакраментальную фразу, распахивая перед Роальдом тяжелую дверь.
Черт! Кажется, мы с Роальдом снова вляпались. Такое впечатление, что я нахожусь во власти «дежа вю» — синдрома ложного узнавания.
Точно так же, как было в тот раз! Будто мы вошли не в здание бывшего института мелиорации, а в подъезд, где живут Иван Абрамович и Василиса Гавриловна, —
Правда, теперь Роальд вел себя несколько увереннее. Он не корчил недовольной физиономии, а упорно продирался вслед за мной сквозь толпу, не отвечая на вопросы журналистов и не реагируя на фотовспышки.
Таинственность, которую напустил на себя Голицын, лишь разогрела всеобщий интерес. Судя по вопросам, которые выкрикивали газетчики, тыча диктофонами в лицо Роальда, они еще не были информированы о предстоящем шоу, — Костяков все рассчитал точно.
На третий этаж, где располагалась дирекция радиостанции, проникнуть ни писакам, ни телевизионщикам было невозможно — вход охранялся, и, судя по наличию большого количества людей в хаки, сегодня охрана была усилена. Нас пропустили беспрепятственно, а представители средств массовой информации остались ждать нашего возвращения, порядком заинтригованные и обозленные.
Господин Муханов ждал нас в своем офисе. Директор радиостанции принял меня за сопровождающее лицо и, выдав мне минимум положенной любезности, усадил пить кофе, а сам стал обсуждать с Голицыным предстоящее выступление. Когда Муханов полез в бар за бутылкой, я заметила загоревшиеся от превкушения выпивки глаза Роальда и решила, что это не должно повториться.
— Никакого алкоголя, Ромочка! — непререкаемым тоном заявила я. — Спрячьте, пожалуйста, бутылку, если вы не хотите, чтобы Голицын съехал с катушек в такой ответственный период.
— А вы запойный, да? — без тени смущения спросил Роальда Муханов.
Затем, поколебавшись, вздохнул и убрал продолговатую бутыль «Джонни Уокера» в недра бара.
— Впрочем, мне тоже нельзя, — виновато проронил Муханов. — Что ж, будем пить тоник без виски. А вы, может быть, пропустите за наше здоровье?
— Исключено, — покачала я головой. — Я — как Роальд. А он сейчас не пьет.
— Ну, — попытался было проявить инициативу Голицын. — Если по чуть-чуть, то…
— Не пьет, — твердо повторила я и поспешила перевести разговор на другую тему: — Послушайте, как вы можете работать в такой обстановке? Там, похоже, газетчики совсем разбушевались.
Действительно, из-за неплотно прикрытой двери доносился шум. Для представителей прессы это было чересчур громко, да и вряд ли корреспонденты радио и местного телевидения стали бы повизгивать.
Муханов послал человека и велел ему выснить, что там происходит.
Оказалось, что к газетчикам прибавилось полчище молодых людей обоего пола — фанатов, которые вели себя гораздо более нетерпеливо.
— Чего
— Известно чего, — спокойно ответил тот. — Вернее, кого.
И показал пальцем на Роальда. Голицын поежился. Перспектива быть растерзанным возбужденными подростками его явно не прельщала.
— Скажите, господин Муханов, а откуда здесь все эти люди? — поинтересовалась я. — Со времени звонка Голицына к вам прошло от силы минут сорок. Встреча не была намечена заранее. Выходит…
— Есть грех, — кивнул Муханов. — Понимаете, эксклюзив есть эксклюзив. Особенно в такой ситуации, когда Роальд ни с кем из средств массовой информации не общается, и мы знаем почему.
Директор радиостанции прошелся по комнате, остановился у двери, чуть наклонился, прислушался к глухо доносившемуся шуму и покачал головой.
— Представляете, что я — директор «Эха столицы» — должен испытывать! У меня под боком сам Голицын, а я даже не могу взять у него интервью! Вот я и решил хоть немного выпендриться и дал объявление по радио, что у меня состоится встреча с Роальдом. И время указал: с двенадцати до половины первого.
— И все? — подозрительно спросила я. — Больше никакой конкретики?
— Ни единого словечка, клянусь! — воздел руки Муханов. — Просто время и место. Я думал, что это разогреет интерес. Впрочем, не предполагал, что до такой степени. Хотя, не буду скрывать, мне приятно, что столько народа слушает наше радио и оперативно реагирует.
— Черный ход есть? — поинтересовалась я. — Ведь разогнать их не удастся.
— Есть, — кивнул Муханов. — Выйдете из здания без проблем.
— Они хотят автографов и цветочки подарить, — снова подал голос секретарь. — В рекламных целях, наверное, можно.
— Собери открытки, — велел Муханов, — не больше десяти. Цветы тоже, сложишь здесь на тумбочку. Роальд черкнет автографы, пусть поразомнутся. Но до драки не доводить, дай там команду.
Роальд достал авторучку и отвинтил колпачок, готовый к заочной раздаче автографов.
— Это ведь не оговаривалось в наших переговорах с Гариком, — внушал Муханов Голицыну. — Ты же с прессой по-прежнему не общаешься, а пара автографов делу не повредит, даже наоборот…
Цветов оказалось больше, чем рассчитывали. Розы, гвоздики, хризантемы, каллы, нарциссы, пионы и даже орхидеи заполонили комнату.
Пока Роальд расписывался на открытках, я внимательно следила за прибыванием флоры.
Мое внимание привлекла большая корзина с розами, которую внес запыхавшийся секретарь. С трудом установив ее возле сейфа, он вытер со лба пот.
— Конца-краю не видно. Может быть, пора завершать? — с надеждой спросил он.
— Завершайте, — кивнул Муханов и вручил ему пачку открыток. — Мы еще по чашечке кофе выпьем, а когда народ рассосется, я лично провожу к черному ходу Роальда и… кстати, как вас зовут?