Смерть Отморозка. Книга Вторая
Шрифт:
– А в реальности?
– В реальности – как там решат, – большим пальцем правой руки полковник показал наверх. – Могут и по полной навесить.
В его голосе звучало скрытое удовлетворение, очевидно, он был как-то причастен к операции по задержанию Дениса. Полковник был грузен, одутловат, гладко выбрит и пах хорошим одеколоном, – милицейское начальство с недавних пор полюбило дорогую парфюмерию и высоким чинам ее дарили теперь наряду с ружьями.
– Даже бандиты детей не трогают, – с упреком сказал Норов.
– Так мы же не бандиты! –
– Подписала? – переспросил Норов, неприятно удивленный.
– А ты как думал? Да он тоже вот-вот расколется, я таких как он насквозь вижу. Понта много, а силы духа нет, все поколение у них такое. У нас по нему сведения еще давно имелись, просто приказа не было. Он и покуривает, и нюхает втихаря, я те отвечаю. Короче, не ягненок. Вот насчет колется иль нет, – не скажу, такой информации не имею, а по поводу травки и порошка – все точно. Видать, мало его ремнем пороли! Не знаю, куда твой Осинкин смотрит. Сам-то он парень, вроде, неплохой. Он ведь ему не родной, да?
– Отчим. Миша Мордашов так куролесит, что весь город вздрагивает! Чего только не творит! Уголовного кодекса на него не хватит, но его вы не трогаете, а тут мальчишку за травку закрыли!
– То – Миша Мордашов!
– У трети городского начальства дети на коксе да на героине сидят, и никто их не ловит! Да что тебе рассказывать, как будто ты не знаешь!
Полковник, конечно же, знал. У него самого было двое взрослых сыновей, один из которых, в свои двадцать шесть, был уже законченным алкоголиком.
– Постой. Ты одно с другим не путай. У всех есть проблемы, но мы же против власти не прем! А вас с Осинкиным аккурат поперек понесло! Вы че, думали, с вами шутки шутить будут? Ты же умный человек, все расклады тут знаешь!
На его массивном грубом лице отражалось непоколебимая уверенность, что идти против власти – преступление. Переубеждать его было бесполезно, Норов и не собирался. Он достал из барсетки блокнот и ручку.
– Я тут дворники новые ищу для «Мерседеса», – проговорил он другим тоном, как будто озабоченным. Он не был уверен в том, что в машине полковника нет жучка. – И как назло – нет нигде! Не знаешь случайно где найти? Я бы заплатил сколько надо!
Он написал в блокноте «300 000», поставил значок доллара и показал собеседнику. Полковник взглянул на листок, покачал головой и усмехнулся.
– Ага! – хмыкнул он. – А после мне за твои дворники яйца отрежут.
И он похлопал себя по погонам, будто это и были его яйца, которые он страшился потерять. Затем вздохнул и зачем-то перекрестился.
– Нет уж, брат,
Норов подошел к двери в спальню и постучал.
– Ванюша, – позвал он, стараясь, чтобы его голос звучал весело. – Это я. Bonsoir.
Из-за двери не раздалось ни звука.
Лиз за его спиной прерывисто вздохнула.
– Ванюша, привет! – повторил Норов чуть громче. – Ты не мог бы мне открыть? Я на минутку, по делу. Надо кое-что обсудить, это важно.
– Уходи, Поль, – послышался глухой голос Жана-Франсуа.
– Невежливо так разговаривать с гостем, – упрекнул Норов. – Не по-французски. Мне необходима твоя помощь, а ты меня гонишь!
– Тебя вызвала Лиз?
– Какое значение имеет, кто меня вызвал, раз я уже здесь? Мне нужно с тобой поговорить.
– Мне не нужно. Извини, Поль, я просто не могу сейчас никого видеть.
После вчерашнего задушевного разговора его тон был неожиданно враждебным.
– Ванюша, боюсь, если ты не откроешь дверь, мне придется ее взломать.
Из спальни раздался сдавленный смешок Жана-Франсуа.
– Не можешь без насилия, Поль, не так ли? Русская черта. Терпеть ее не могу! Если ты начнешь ломать дверь, я разнесу себе голову. Мое ружье заряжено.
– Ты умеешь с ним обращаться?
– Наверное, хуже тебя, но выстрелить сумею.
Лиз судорожно схватила Норова за рукав.
– Не надо, месье Поль! – зашептала она. – Умоляю вас!…
Ее мертвенная бледность была заметна даже в плохо освещенном коридоре.
– Ванюша, я вовсе не против самоубийства, в конце концов, почему бы и нет? Но нельзя ли обойтись без всей этой театральщины?
Жан-Франсуа вновь издал смешок.
– Ты, кажется, забыл, что я – артист, Поль.
– А как же Мелисса?
– Мелиссу мне все равно не отдадут. У отца Кло – деньги, связи, а у меня – ничего! Он без труда докажет в суде, что они смогут лучше заботиться о ней, и это будет чистой правдой. Да я и не хочу никаких судов, я не такой агрессивный как ты, Поль.
– Совсем скоро Мелисса подрастет и сама сможет выбирать, с кем жить.
– И она выберет не меня! Современные дети прагматичны. Кто захочет терпеть бедность, когда рядом есть богатство? Зачем ей отец-библиотекарь в крошечном Кастельно? Она бросит меня, Поль, как бросила Клотильда. Я не хочу переживать это еще раз. Я уже ничего не хочу!
– Но ведь тебе никто не мешает с ней общаться. Родители Кло будут только рады…
– Они не будут рады. Но главное в другом. Я не желаю увидеть в ее глазах то, что я видел в глазах Кло. Кло смотрела на меня как на несостоявшегося музыканта, на слабого человека, неудачника. Это больно, Поль, ужасно больно. Самое плохое заключается в том, что это – правда. Я именно такой и есть – несостоявшийся музыкант, неудачник. Не гений, как я думал о себе в молодости, отнюдь не гений… Я устал от своей никчемности и ненужности. Я не хочу никого обременять собой.