Смерть Отморозка. Книга Вторая
Шрифт:
– Так они мне пропуск электронный сделали, дипломатический, из нашего консульства, прямо на телефон прислали.
– Российского дипломата и без пропуска видно, – заметил Норов. – Кто еще ночью в балаклаве по Франции на «Мерседесе» гоняет?
– Отвянь, Нор!
– Как ты меня нашел? – спросила Анна.
– Нашел вот…
– Ты за мной следил?
– Ниче я не следил!..
– Ты следил! – Анна была возмущена. – Как ты мог?!
– А ты как могла?! – парировал Гаврюшкин.
Вопрос, между прочим, был не лишен оснований. Анна не нашлась что ответить.
Одним
Набранная средним шрифтом, реклама массажных салонов занимала не меньше двух полос и не только обеспечивала постоянный приток наличных, но способствовала росту популярности газеты: братва и таксисты начинали чтение именно с этих объявлений; ими же, как правило, и заканчивали.
Мамок и сутенеров в рекламном отделе знали в лицо и по именам. Денег им всегда было жалко, и они норовили рассчитаться бартером, хотя бы частично. Коробейников и его ребята пользовались бесплатными услугами девочек, но Норов от этих развлечений уклонялся; он с юности не испытывал удовольствия от заученных ласк. А уж о том, чтобы не заплатить женщине, в его случае не могло быть и речи.
Содержатели притонов, всегда отличавшиеся чрезвычайной сообразительностью, быстро поняли его запросы и стали предлагать ему не профессионалок, а любительниц, – девушек, избегавших работать в салонах из страха огласки, но нуждавшихся в деньгах и не возражавших против тайных нечастых встреч с солидными нежадными мужчинами. Такой контингент мамки называли «чистенькими». В основном это были студентки, приехавшие в Саратов из сел и пригородов; продавщицы и официантки. Очень много было молодых учительниц и медсестер, которым платили гроши. Большинство из них было замужем или имело постоянных партнеров.
От профессиональных проституток они отличались и внешне, и манерами. Богатым сексуальным опытом они не обладали, оказавшись в постели с малознакомым мужчиной, смущались. Многие даже не решались просить потом деньги.
Норов был с ними деликатен и щедр. Перед тем как везти девушек к себе, он проводил с ними вечер в ресторане, чтобы они успели немного привыкнуть, и его охрана доставляла туда пышные букеты роз. Кроме цветов, он обязательно делал им подарки: духи или мелкие ювелирные украшения, а утром незаметно совал в их сумочки по две стодолларовые купюры, что существенно превышало тогдашние тарифы в провинции. Если девушка не производила на него впечатления, он просто давал ей сто долларов, и водитель сразу после ресторана отвозил ее домой.
В постели он был бережен, никогда не принуждал женщин к тому, чего они не хотели. Порой ему
Глядя на распухавшее лицо Норова, Анна не находила себе места.
– Послушай, ты понимаешь, что может начаться заражение?! – не выдержала она.
– Хорошо. Принеси, пожалуйста, перекись и пластырь.
Пока Анна искала то и другое, Норов включил холодную воду и сунул лицо под струю, чтобы промыть рану. Потом он велел Анне покрепче промокнуть ее салфеткой и обработать перекисью. После этого она, следуя его указаниям, порезала пластырь мелкими полосками и, соединив края раны, заклеила ее вдоль и поперек сеточкой. Ссадина на скуле была не такой глубокой, но Анна, на всякий случай, таким же образом обработала и ее.
Прижимая к лицу пакет со льдом, глотая горячий кофе и кутаясь в халат, Норов исподволь рассматривал Гаврюшкина. За годы что они не виделись тот набрал килограммов двадцать, раздался в плечах и спине, разбух в животе, огрубел и начал лысеть на темени. Он все еще оставался красив и моложав, но печать брюзгливости, которой отмечены физиономии российских чиновников, портила и его черты.
– Че уставился? – с вызовом осведомился Гаврюшкин.
Норов не стал отвечать, просто отвел взгляд. Анна избегала смотреть на мужа. Неловкость испытывали все четверо.
– Может, покушать хочешь? – обратилась к Гаврюшкину Ляля.
– Можно. Только что-нибудь легкое, – ответил Гаврюшкин.
– Совсем диетическое, – пообещала Ляля, открывая холодильник.
Норов усмехнулся, удивляясь про себя его способности испытывать голод в такую минуту.
– Че щеришься? – тут же вскинулся Гаврюшкин.
Норов вновь не ответил.
– У чечен обратный рейс на послезавтра заказан, – проговорил Гаврюшкин, обращаясь к Анне. – Надо на него успеть, иначе застрянем неизвестно, насколько.
– Вы в Москву, да? – встрепенулась Ляля. – Ой, а возьмите меня с собой!
Ей никто не ответил.
– Где Левушка? – спросила Анна Гаврюшкина.
– У моей мамы,
– Почему ты не отвез его к моим родителям?
– А почему ты своей маме доверяешь больше, чем моей? – с обидой возразил он.
– Что ты ему сказал?
– Что мы с тобой скоро прилетим, а че еще? Что ты к чужому дядьке от него сбежала? Знаешь как он обрадовался, что мы скоро вернемся?! Прыгал даже! Он уж подарок тебе приготовил, своими руками сделал… не буду тебе говорить, он не велел, после сама увидишь…
Анна подняла на него влажные глаза, губы у нее дрогнули, она принялась нервно теребить манжет своего платья.
– Скучает очень по тебе, – еще нажал Гаврюшкин. – Каждый день спрашивает, когда ты вернешься,… – он вздохнул.
– Мы с ним общаемся по телефону дважды в день, – проговорила Анна будто оправдываясь.
– Ну, телефон же матери не заменит! Он тебе не показывает, а сам расстраивается, что тебя нет.
– Меня нет всего четыре дня!
– Пять! Ты ж из Саратова в Москву в четверг улетела. А он без тебя не может! У него опять аллергия началась на этой почве…